Особый склад

 

С чем можно сравнить те чувства, которые испытывает футболист, забивший мяч в сетку ворот противника? Пожалуй лишь с тем, что переживает вратарь, когда он поверженный лежит на земле, зная, что не смог спасти команду. Тяжела вратарская доля. Одна ошибка сразу перечеркивает все его предшествующие четкие выходы и молниеносные броски. Каждому можно ошибиться на поле, а вратарю нельзя. Вот почему первый вопрос Анзору Кавазашвили был таков:

— Если бы вам сейчас предложили выбрать себе футбольную «специальность», вы стали бы вратарем или предпочли играть в поле?

— Вы ждете положительного ответа и даже уверены, что получите его, не правда ли?

— Откровенно говоря, да.

— А у меня, между тем, не раз бывали моменты, когда я на этот вопрос ответил бы отрицательно. И все дело тут в том, что вратарь, если хотите, одинок. Мы часто читаем в отчетах: «Игрок такой-то забил гол, решивший исход поединка». Но мне не доводилось увидеть фразу: «Вратарь такой-то взял мяч, решивший исход встречи». А ведь если при минимальном счете, да еще в конце игры взять «мертвый» мяч, то сразу же вратарь приносит чистое очко своей команде. Одним броском он способен решить исход матча. А если бросок неудачен, у репортера всегда найдется несколько строк, чтобы доказать: «Вратарь своей ошибкой лишил команду победы». И ведь не один только репортер так считает... Из всех футболистов у вратаря самый трудный хлеб. Но я никогда не играл на другом месте, и поэтому хлеб этот для меня самый сладкий.

— Какие трудности приходилось вам преодолевать на вратарском пути?

— Научиться хорошо играть в футбол вообще очень нелегко. Это всегда и для всех самая большая трудность. Мешали мне болезни и травмы. А еще — мой собственный характер. Поначалу у меня все складывалось довольно гладко. За полтора года я попал из скромной команды Батумской автотранспортной конторы в тбилисское «Динамо». Тогда же Александр Семенович Пономарев пригласил меня в сборную юношескую СССР, которую он в ту пору тренировал. Честно говоря, в какой-то мере мне повезло, играл я не лучше других моих сверстников.

В то время я не слишком трезво оценивал свою игру. Нет, это не было зазнайством, но некоторые удачно проведенные игры настраивали меня на беспечный лад. Позднее я понял, что вратарь обязан быть уверен в себе, но никогда не должен быть самоуверен.

— Чем объяснить ваш уход из тбилисского «Динамо»?

— Когда в сезоне 1959 года Сергей Котрикадзе получил травму, я занял его место в воротах. Сергей выздоровел но тренеры не спешили возвращать меня на скамью запасных. Когда же я заболел, Сергей опять стал играть в основном составе и играл так же здорово, как до травмы, После болезни мне тоже удалось войти в форму. Я был молод, горяч, и хотелось быть в основном составе. Считал, что мы с Сергеем должны играть по очереди. Тогда мне не известна еще была истина: вратарей надо менять как можно реже, только в крайнем случае. А тренеры эту истину знали. Я же хотел во что бы то ни стало быть первым вратарем. Из-за того и ушел.

— Было ли это ошибкой?

— Конечно. Я поступил сгоряча, как мальчишка, который требует больше, чем может дать. Но ведь известно, как хорошо и долго играл Котрикадзе. Я бы, наверное, годы провел в запасных. А ведь чтобы хорошо играть, надо играть. Мне всегда было обидно, например, за способного вратаря московского «Динамо» Владимира Беляева, дублера Яшина. Его дарование не раскрылось полностью только потому, что слишком много времени он провел в запасе.

— Но ведь и придя после «Зенита» в «Торпедо», вы не сразу стали первым вратарем?

— В контрольных матчах я играл за основной состав, но порвал связку. И целый сезон лечился. А потом еще один сезон был в запасе, так как Анатолий Глухотко был в ударе. Я уже не стремился играть с ним по очереди. Понял ту истину, о которой уже упоминал. Понял и то, что терпение играет не последнюю роль в жизни вратаря. Залечив травму, я тренировался особенно сосредоточенно. И к трудному году в истории «Торпедо», когда из команды ушло много игроков, я был в хорошей форме. Так что, как видите, путь в ворота вовсе не прост...

— А как вы вообще оцениваете свою собственную игру?

— Самую точную оценку игре защитников может дать вратарь, которого они защищают. И игру вратаря лучше всего, на мой взгляд, могут оценить защитники. Если им спокойно, значит, вратарь играет прилично.

— Но вам, должно быть, известны ваши недостатки?

— О недостатках мне без конца твердят тренеры. Что, если спросить у кого-нибудь из них?..

Я решил последовать этому совету и однажды на матче, в котором участвовал Кавазашвили, подошел к А. С. Пономареву.

— Александр Семенович, с тех пор, как вы перестали тренировать Кавазашвили, следили ли вы за его игрой?

— Да, конечно. И должен сказать, что он постоянно прогрессировал. Чувствуется, много работает. Сегодня многие из тех недостатков, на которые мы указывали ему в юношеской сборной, им уже устранены.

— Что вы имеете в виду?

— Анзор слишком рано начал подражать Яшину в игре на выходах. У него еще не было выработано «чувство ворот», и поэтому он часто ошибался. В последнее время такого рода ошибок я у него не замечал. Значительно улучшилась у него и техника приема мяча. Но вот место в воротах он еще не всегда выбирает в соответствии с игровой обстановкой. Не всегда Анзор внимателен к мячу, находящемуся в игре.

Когда я познакомил Кавазашвили с этими словами его бывшего тренера, он заметил:

— На эти самые недостатки обращали мое внимание тренеры и «Торпедо», и «Спартака». Однажды, например, я пропустил от Численко гол в матче с московским «Динамо» со штрафного удара. Я увлекся сооружением «стенки» и совсем забыл про мяч. Удар был такой сильный, что, отвлекшись, я уже не успел среагировать.

— Какие удары вам более всего неприятны?

— Больше всего я не люблю удары... по воротам. Если говорить серьезно, то наиболее неприятны удары с лёту. Правда, вратарям чаще удается отразить такой удар, чем нападающим произвести его.

— Кого из наших нападающих вы считали для себя наиболее опасными?

— Баркая и Численко. Они всегда нацелены на ворота, и невозможно было угадать, когда от них ждать удара.

— Какую четверку защитников вы хотели бы иметь перед собой?

— Я думаю, что ни один вратарь мира не отказался бы от такой защиты: Сантос, Райт, Крижевский, Шнеллингер. Но это фантазия, разумеется. А вообще мне везло: четко и смело играли защитники и в «Торпедо», и в «Спартаке».

— Как складываются отношения вратаря с защитниками?

— Говоря дипломатическим языком, они должны быть основаны на полном доверии и взаимопонимании. Мне не нравится, когда после пропущенного гола вратарь и защитники начинают выяснять отношения, обвинять друг друга. Обычно такая полемика приводит к повторению ошибок.

— Обязан ли вратарь руководить защитниками во время игры?

— По-моему, «руководить» — это не совсем точное выражение. Он должен помогать им. Если бы я был защитником, мне бы не хотелось иметь за спиной вратаря, не умолкающего ни на секунду. Если непрерывно давать указания, то они теряют ценность. Защитники либо привыкают играть только с подсказкой, либо совсем перестают слушать и тогда могут пропустить нужный совет. В общем, вместо двадцати слов лучше в необходимый момент сказать два. И еще об ошибках. Вратарь не должен заострять свое внимание на ошибке, которую уже не поправишь. Лучше постараться не допустить следующую. И обсуждать их надо в раздевалке, а не на поле.

— У вас есть друзья в других командах?

— Конечно. Особенно много в тбилисском и московском «Динамо». Несмотря на это — а может быть, именно поэтому, — в матчах против них я чувствую повышенную ответственность.

— Как вы относитесь к оценке вашей игры представителями прессы?

— Всегда расстраиваюсь, когда меня критикуют. Обидно, когда ругают несправедливо. Но еще обиднее, когда не замечают хорошего. Возьмешь пенальти — и напишут, что нападающий пробил неудачно. Я вообще не считаю, что пенальти — 99 процентов гола. По-моему, даже меньше 90 процентов. Сосчитайте, сколько Яшину забили пенальти и сколько он взял. Интересно, какой процент получится? Взять мяч, пробитый с пенальти даже не лучшим образом, очень трудно. Поэтому всегда следует похвалить вратаря в таких случаях, а не ругать нападающего.

— Вам не раз били пенальти. Что вы испытываете в тот момент, когда судья его назначает?

— Как ни странно, я не чувствую себя обреченным. Наоборот, возникает какая-то жажда борьбы, чуть ли не радость от предстоящего поединка с нападающим. Иногда интуиция подсказывает: сейчас возьму. А если гол... Значит, интуиция подвела. В общем, хотите верьте, хотите нет, а не боюсь я пенальти. Вот если покажется, что пенальти судья назначил несправедливо, тогда трудно собраться: все думаешь, зачем он это сделал. Раз уж мы коснулись психологии, отмечу еще один момент. Когда назначают 11-метровый, все футболисты смотрят на тебя с такой мольбой, что ты готов сделать все, чтобы спасти команду.

В перерыве одного из матчей, когда играл Кавазашвили, я встретил Льва Яшина:

— Что вы можете сказать об игре Кавазашвили?

— Безошибочно играет, как бы не сглазить, ведь еще второй тайм впереди! Ну что о нем сказать? Крепкий вратарь, вот и весь сказ.

 

В.Винокуров, 1969

(«Играя, сужу об игре»: 33 интервью с футболистами / Составитель Л.И.Филатов. – М., «Физкультура и спорт», 1975)