ДИНАСТИЯ

 

ЧАНОВ Вячеслав Викторович. Вратарь. Мастер спорта. Сын известного вратаря Виктора Чанова, выступавшего за донецкий «Шахтер» и ЦДКА. Старший брат Виктора Чанова, голкипера киевского «Динамо» и сборной СССР.

Родился 23.10.1951 года. Выступал за «Шахтер» (Донецк) — 1968-78, «Торпедо» (Москва) — 1979-84, «Нефтчи» (Баку) — 1985-86, ЦСКА — 1987, СКА ЗГВ — 1988-89, где стал 2-кратным чемпионом ВС, «Оптик» (Ратенов, Германия, обер-лига ФРГ) — 1990-94.

276 матчей в чемпионатах СССР. В списке «33 лучших» — 3 раза. Приз журнала «Огонек» как лучшему вратарю страны — 1981 год.

Выступал за национальную и олимпийскую сборную СССР. Чемпион Европы 1972 года среди студенческих сборных. Третий призер юношеского турнира УЕФА 1969 года. Капитан олимпийской сборной — 1983 год.

С 1995 по 1999 год (с перерывом) — тренер вратарей в команде ЦСКА.

С 2000 года — директор ДЮСШ города Реутова (Московская область).

Один из самых надежных вратарей страны. Мастер по отражению пенальти.

 

ЦЕХОВОЙ МАСТЕР

 

Конечно, информационный повод у меня был...

Я знал, что в подмосковном Реутове он открыл свою детскую футбольную школу, где не просто директорствует, но и набирает класс вратарей, и что ребятишкам 83-92-го годов рождения стоит только добраться до метро «Новогиреево», отыскать семнадцатый номер автобуса и минут через пятнадцать сойти у стадиона «Старт».

Но я знал также, что для меня лично все это — именно повод, не более, ведь когда-то я должен был наконец познакомиться с ним, переговорить, взять интервью, называйте как хотите, именно должен, потому что я так долго болел за него, наблюдал по-болельщицки пристально, и наблюдения откладывались в памяти на годы, и он исчезал из виду, но оставался со мной.

Вячеслав Чанов не был моим кумиром. Но принадлежал он к той вратарской школе, где воспитывали не кумиров, а мастеров.

Мастера этой школы не набивались на триумфаторство, личный выпендреж там был не в чести, там ценились надежность, непробиваемость и... незаметность.

Теперь можно смело сказать: из больших вратарей вживую, на стадионе, чаще других я видел именно Чанова. Так уж совпало. И я отлично помню, что, слушая биение сердца накануне очередной игры, прикидывая наши шансы и волнуясь — как там сегодня сыграет этот? — не ощущал никакой, ну ни малейшей тревоги за Славу (так фамильярно-уважительно звали его на трибунах), я был уверен в нем, я знал, что Чанов не подведет. Это было настолько ясно, очевидно и просто, что об этом не стоило размышлять.

По соседству думали так же: «В воротах у нас порядок, вот кто забивать будет?» — то есть думали не о нем, о других. С ним, Чановым, было все ясно, и вот он, не очень спеша, занимал место в воротах, начинал потихонечку разминаться, и штанги словно суживались, подвигались к нему, и мы все переключали взоры на остальных — ну кто же из них забивать будет?

 

— Вячеслав Викторович, вы помните гол, пропущенный от Беланова, игравшего еще за одесский " Черноморец»? Немыслимый мяч с острого угла, опустившийся откуда-то сверху в самую «девятку», с небес?

— Конечно, помню, очень хорошо помню. В самом деле немыслимый гол. Мы сразу после игры с Белановым говорили, он намеревался передачу делать, подрезал, но мяч подпрыгнул и пошел по такой непонятной дуге, две петли в воздухе сделал и опустился за моей спиной... Как не помнить? Мы так и проиграли Одессе — 0:1. Если бы он ударил по мячу, когда тот на земле лежал, такого удара не вышло бы... Конечно, этот пропущенный мяч мне запомнился... Я вообще пропущенные мячи по сию пору помню, а уж тогда-то...

— Валентин Козьмич, небось, устроил разнос вам приличный?

— Нет, разноса особого не было... И пленку мы смотрели не раз, неповторимый удар был... Валентин Козьмич сам в прошлом прекрасный футболист, разобрался, что к чему. Он, конечно, мог пошуметь, но чтобы на личности переходить, такого не было. Да и потом, что он мне мог предъявить, барабанил я тогда без замен, работал прилично.

— Игра за «Торпедо» — по сути, вершина вашей долгой карьеры, как вы считаете?

— Да, те годы сделали меня тем Чановым, которого знают и у которого и теперь берут интервью. Эти годы — особенные для меня, хотя ведь до этого было десять лет в «Шахтере».

 

 

 

— В Донецке вы были, наверное, «приписаны» к одной из шахт?

— Верно. Сейчас я вспомню, кем назывался... Что-то типа «мастер вентиляционного отсека», во как. Не было ведь такой профессии — футболист, считались мы инструкторами физкультуры. Ну и такие вот прикрепления тогда практиковались.

— А когда вы перешли в «Торпедо», тоже на ЗИЛе были кем-то оформлены?

— Нет, здесь уже все было чисто. Оклад, премиальные согласно существующей сетке. Как я знаю, цифры были у всех команд одинаковые. Согласно политике партии и правительства. Зимой мы поэтому очень чемпионата ждали: выиграем — премиальные получим, заработаем. А зимой что? Голый оклад. В мои времена в «Торпедо» оклад был что-то порядка 250 рублей в месяц. Самый высокий оклад был у игрока сборной — 300 рублей. Но это в «Торпедо», тут уже подняли немножечко, в «Шахтере» зарплата моя была рублей 160-180. Когда я в «Торпедо» перешел, пришлось мне квартиру в Донецке сдать...

— Как сдать? Почему?

— Ну, существовал такой негласный порядок. Ты добровольно уходишь, клуб не препятствует, но и не одобряет твой переход, ты и должен все сдать, все-все. Квартиру, конечно, в первую очередь.

— Вас Иванов пригласил в «Торпедо»?

— Да, он. Агентов никаких не было еще, тренер брал... Ну, я ему очень благодарен. В «Шахтере» я вторым вратарем все же был, то играю, то не играю, первый — Юра Дегтярев... А уже 27 лет мне было — возраст... Так что я считаю, успел на подножку вагона вскочить. В последний момент самый... Звали меня и в Киев, куда после брат Витя ушел, «Спартак» интересовался, «Зенит», но «Торпедо» настойчивее оказалось... У меня же семья, мне квартира нужна была, вот со второго раза они мне квартиру пообещали, и я перешел.

— А подъемные имели место?

— Подъемные? Конечно, они всегда существовали. Но их не стоит сравнивать с сегодняшними. Так, что-нибудь типа месячного оклада это на переезд как бы, на первое время.

— А приписки к заводу в Москве, значит, не было?

— Так я же говорю: мы были инструкторами физкультуры. В моей трудовой книжке значилось: «Инструктор физкультуры профкома завода ЗИЛ». А квартиру я получил небольшую, рядом с метро «Автозаводская», в доме этом многие торпедовцы жили. Потом уже прошло время, руководство завода решило меня поощрить, дать побольше квартиру, тем более и постановление вышло, что игроки сборной приравниваются к профессорско-преподавательскому составу и имеют право на лишнюю комнату для отдыха.

Так я переехал сюда, в Северное Чертаново.

— У вас здесь очень много книг. Причем, я вижу, большинство изданных еще в те, советские, времена.

— Да, книги я всегда собирал. Всегда мечтал иметь библиотеку. У меня теперь около трех тысяч томов. Куда же без книги?

— Не смеялись над вами коллеги? Мол, интеллигенцию разводит... Считается, если футболист, так обязательно карты...

— Никогда не любил карт, даже не очень-то умею! Вот бильярд уважал, теннис... А смеяться — никто не смеялся. Тем более в Москве. Это, может, в Донецке когда-то считалось, что футболист — значит, обязательно из народа, бедный на голову... Штамп, конечно.

— Раньше добыть хорошую книжку — целое событие! Тут время требовалось. Как же вы успевали?

— Так ведь у нас поблажки были. В команду привозили, в сборную... Опять же поездки. Я за границей, чуть свободное время, в книжный магазин шел. Чемоданы домой привозил. Как же без книг? На сборах, да и вообще, я без книги себя не представляю просто.

— Вячеслав Викторович, я наблюдал за вашей игрой долгие годы. Не помню, чтобы вы на повышенных тонах общались с партнерами, на судью наезжали. А ведь есть мнение, что вратари — самые нервные в футболе люди, что вратари — не такие, как все...

— Нервы горят, это точно. Матч заканчивался, и все, независимо от результата, я до утра заснуть не мог. Знаете, была разработка немецких медиков, так они выяснили: игрок теряет за матч до трех килограммов веса, а вратарь — до четырех. А он вроде не бегает столько... В чем дело? Выплеск нервной энергии! Что такое реакция вратаря? Я всегда говорю: реакция — это выплеск нервной энергии. Ты вот растратился на игре, выплеснулся полностью, а надо восстановиться к новой. Не физически только, а психологически. Это трудно, очень трудно. Надо снова вобрать в себя разряд нервной энергии. Это все внутренняя работа...

А внешне... Мне слова Виктора Коноваленко запомнились, нашего знаменитого хоккейного вратаря. Он как говорил? Вот ситуация на поле, запара, трах-бах, защитники летят, мяч по штрафной ходит, караул! Ты отбиваешь, защитники поворачиваются, а у тебя морда керзовая, спокойная, ну и они успокаиваются...

— Коноваленко так и говорил: «керзовая»?

— Ну да. Так должно быть. У тебя морда керзовая, и защитники успокаиваются. Стоишь полностью невозмутимо, все нормально, пережили... А как иначе, запарок, неразберихи всякой у ворот всегда хватает. У меня любимое было: «Все, остановились!» Крикну, а это значило — хватит метаться, заняли позиции свои, начали снова. Ну, бывало ведь, не идет игра... И тут, как приказ: «Все, остановились!» И по новой, спокойненько, по своим местам.

Да, вратари — особые люди. Вы можете говорить с разными вратарями, но упрека в адрес другого вратаря ни от кого не услышите. Это особый цех, и в любой ситуации они друг друга поддержат. Даже при явной ошибке. Вот пропустил между рук, между ног, но вратарь вратаря никогда критиковать не станет. Это норма. Наоборот, поддержит коллегу. Я, в частности, когда меня о Филимонове и о том голе от Шевченко спрашивали, не имею права Сашу критиковать. Я природу ошибки знаю, и он знает. И все. Вратарь, считается, не имеет права на ошибку. Ну разве с таким подходом можно жить, как все? Конечно, вратари — особые люди. Об этом можно долго разговаривать, тема неисчерпаемая.

— Вы помните свой особенно неудачный матч?

— Неудачный? Да вот дебют у меня неудачный случился. Первый матч за «Шахтер», 68-й год, в Донецке против Орджоникидзе играли, теперь Владикавказ, значит. И проиграли — 1:4. Один мяч полностью мой был, один, как минимум... Я игру помню, словно она вчера была.

— Вы не бросились неудачу в вине топить? Как свойственно молодости.

— Нет, не бросился. Разве это делу поможет? У меня с режимом проблем не было: шампанское впервые на своей собственной свадьбе попробовал... Не курил никогда. В четвертом классе затянулся — не понравилось. Так что... не бросился. В целом-то я, наоборот, репутацию выручалы приобрел. И в «Шахтере» так получилось, и в «Торпедо», когда пришел. Мы ведь там чуть ли не на вылет стояли. Две игры все решили. С Ростовом, помню, такая заруба была... Осень, погода плохая, поле подмерзло, скользко... 1:0 выиграли, в высшей лиге остались. Не пропустил. При неудаче главное — спокойно во всем разобраться, психологически успокоиться, проанализировать то, что случилось. Видимо, мне это удавалось, была во мне психологическая устойчивость, потому и пенальти получалось отражать.

 

 

— Странно даже, тот же Харин или вот Виктор Чанов вроде превосходили вас в прыгучести, а пенальти у них так не получались...

— И у Рината Дасаева, какой талантливый вратарь, а пенальти не шли у него. Странная это штука — пенальти, сложная для объяснения. Как, что, почему? Но вот получались они у меня, что тут поделать?

— Мне кажется, что в советские времена вратари были мастеровитее нынешних. Нынешние вроде все то же делают, но чего-то им всем не хватает, все они как-то недоучены вроде... То в одном полуэпизоде недотянул, то в другом ошибся...

— Тут я, конечно, обязан согласиться. Уровень был выше в союзные времена. Главное, мне кажется, разобраться в причинах. Если коротко, то я вот расстраиваюсь, когда вижу: начали все перед собой мяч отбивать, не ловить, а отбивать, а потом уже накрывать. Мне отец как говорил? Мяч — это как хрустальная ваза: уронил — она и разбилась. Я думаю, дело в технике, в обучении технике. Нас в детстве за результат не ругали, а вот технику, к примеру, приема мяча ставили, будь здоров! А теперь мальчик пару лет только потренируется, его за пропущенный мяч ругают, с него результат спрашивают. Ну он, бедный, и отбивает, как попало, лишь бы не пропустить, лишь бы не ругали... Так нельзя! Потом, игра очень усложнилась, быстрее стала. Отец нам с Виктором говорил: «Ну раньше, если подача с фланга, так можно закуривать, бычок о штангу тушить, а потом уж на перехват топать. А у вас, ребята, не до перекура совсем!»

А теперь-то все еще быстрее стало! Значительно быстрее!

При мне киевские передачи с фланга по уходящей от тебя траектории откровением были, мы их киевскими бананами за кривизну полета мяча называли, но теперь-то все так играют! Помните, как в прежние времена вратарь частенько у границы штрафной площади оказывался и не ногами, руками играл. А при нынешнем темпе он, по существу, только вратарской площадкой командует, да и в ней попробуй успеть! Работа на линии ворот приобрела первостепенное значение. И всем этим премудростям надо в детских школах учить, а не доучивать в командах мастеров. Коротко говоря, нынешним вратарям не хватает классики, школы не хватает. Хотя ребят способных в нашей стране много.

— Вячеслав Викторович, мне всегда казалось странным, что, проведя лучшие годы в «Торпедо», вы больше были при ЦСКА. А теперь вот у вас школа в Реутове. Как же так? И почему в 84-м вы из «Торпедо» перешли в «Нефтчи»?

— Я вот оглядываюсь назад, думаю, может, погорячился тогда? Почувствовал себя лишним? С другой стороны, жизнь не перепишешь, правда? Словом, у меня травма была, Валера Сарычев играл, Дима Харин дебютировал в последнем матче сезона. И намечалась у нас поездка в Марокко, сказали: поедут те, кто команде нужен. А меня не берут. Значит, не нужен? Ну я сгоряча и сказал: ухожу. Раз не нужен, ухожу. Как-то быстренько согласились... Я вообще заканчивать думал, а тут — совершенно неожиданное приглашение из «Нефтчи». А что, говорю себе, поиграю, силы-то есть, поехал, если что, думаю, Алиев теперь в большой власти, не будут переходу препятствовать...

— Как? Вы и это просчитывали?

— Это за меня просчитывали! «Торпедо» чуть позже хотело меня вернуть... Выговор объявили даже. По партийной линии.

— За что выговор-то?

— Как за что? Ушел с завода без согласования с местной партийной организацией! Позже выговор сняли, конечно... В «Нефтчи», потом еще и в ЦСКА, куда Леня Морозов пригласил, хорошо работалось. Хвалили. Но, конечно, торпедовские годы — особенные. Может, и надо было с Валентином Козьмичем тогда по-человечески поговорить, не спешить, кто знает? Теперь-то у нас с ним отличные отношения, я ему благодарен: разглядел он во мне что-то, пригласил в «Торпедо». А сейчас... Не зовут туда, значит, не нужен, сам не умею напрашиваться.

 

 

— Но квартиру все-таки не отобрали?

— Не отобрали, хотя голоса такие были, мне рассказывали. Вы про ЦСКА спрашивали, так там тоже по-житейски получилось. Завершил я здесь в 87-м, 36 лет уже, по тем, старым, понятиям я и так что-то задержался в футболе, поехал Западную группу войск за команду играть, тогда это можно было, армейцы к нам приезжали часто, общение продолжалось... А в 90-м пригласили меня в обер-лигу ФРГ, выступать за команду «Оптик», где я еще четыре сезона отбарабанил.

— То есть вы закончили с футболом в 43 года?! Так это ж, наверное, рекорд?

— Не знаю, может, и рекорд... Для меня лично важнее всяких рекордов то, что меня с благодарностью коллеги вспоминают. И Ринат, Валера Сарычев, и Дима Харин в своих интервью вспоминали меня добрым словом. А еще я видел и чувствовал отношение болельщиков. Я слова отца крепко запоминал, так он мне любил говорить: «Главное, Слава, как к тебе коллеги и болельщики относятся. Что о тебе пишут — это второе. Первое — это вратари и болельщики». И тех, и других я старался не подводить.

...Ну тут мне свидетельств не требуется, я сам отлично помню, как на стадионе скандировали: «Слава, слава вратарю, Вячеславу Чанову», ставя многоголосое ударение на последнем слоге его фамилии.

И хотя сам уже не кричал ничего, речевка мне нравилась, потому что Чанов не подводил.

И когда в 1981 году редакция журнала «Огонек» присудила ему знаменитый приз, я очень обрадовался. И когда его наконец взяли в сборную — тоже...

Я предчувствовал, что он не скажет о разрыве своем с ЦСКА, ничего не скажет, я спросил лишь затем, чтобы убедиться в этом, чтобы лишний раз прочувствовать совпадение образов — того, торпедовского, выдуманного мной за долгие годы, и реально существующего в нем, сидящем напротив.

Вот что он сказал:

— Я не люблю вдогонку лаять.

И добавил, что жаль поставленную было им преемственность, при которой в ЦСКА вратарей лет на пятнадцать хватило бы, тем более что Виталька Баранов, за которым он наблюдал еще по Ижевску, бесспорно, одарен и при соответствующей спокойной работе он вслед за Димой Гончаровым мог бы...

Преемственность в семье Чановых обнаружилась и в таком странном на первый взгляд совпадении. Лейтенант Виктор Чанов, игравший позже вторым вратарем знаменитого на всю страну ЦДКА, сразу после войны выступал за команду «Группы советских оккупационных войск Германии» (именно так говорится в старом справочнике).

Вячеслав Чанов заработал свои последние награды в команде Западной группы войск. Отец продолжал свою карьеру в Германии, старший сын в Германии карьеру заканчивал. Там же в 1969 году он завоевал первую свою медаль — бронзовую в составе юношеской сборной, где играли, кстати, молодые Виталий Шевченко и Александр Мирзоян.

Есть схожесть и в скромном признании заслуг. Титул «известный», но вовсе не «знаменитый» остался за Чановым-отцом, и Чановым — старшим братом. Популярность пришла Виктору Чанову, Чанов младшему, завоевавшему европейское «серебро» все той же Германии в 1988 году, вратарю киевского «Динамо» и сборной ССС

Я вновь подивился нашей дурацкой расточительности при которой в порядке вещей простые истины. Вернее, отбрасывание всяких истин. Вот сидит передо мной блестящий представитель известной на весь мир вратарской школы, чьими уроками и советами пользовались брат Виктор и Ринат Дасаев, Дмитрий Харин, Валерий Сарычев, сидит готовится тренировать в школе города Реутова. ...Повезло реутовчанам

 

Павел ВАСИЛЬЕВ

(«Футбол» №10, 2000)