Михаил ГЕРШКОВИЧ:
Ищите причины в СЕБЕ
Еще в прошлое воскресенье он сказал мне: «Если не утвердят на исполкоме
главным, уйду».
— А если вторым предложат остаться? - спросил я Гершковича. — Или, скажем,
начальником команды?
— Откажусь, — резанул он. - Знаешь, если честно, то за всю свою жизнь в
футболе больше всего не терпел каких-то промежуточных вариантов. Это, конечно, вовсе не означает, будто я считаю, что, кроме меня,
главным в олимпийской никто быть не может. Но если кто-то верит в меня
сегодня как в человека, которому можно поручить команду, то я должен это
чувствовать на все сто процентов.
На все сто процентов... Гершкович всегда стремился во всех своих делах,
а связаны они, как он сам утверждает, по большому счету только с футболом,
именно к такому результату. И все, казалось бы, для этого имел: талант,
характер. Но и тот и другой - яркие, бьющие через край, как ни странно, этой
стопроцентности добиваться и мешали. Не часто подобное случается. Не со всеми.
Но его доля оказалась такой.
— Судьба это, Данилыч?
— Легче всего было бы на нее свалить. Но не в моих это правилах. Больше
привык в себе причины собственных неудач искать.
— Ну, может, про неудачи ты уж слишком хватил,
Все-таки в «Торпедо» играл, в «Динамо», в сборной, Кубок выигрывал, медалями
награждался...
— На первый взгляд, игровая биография моя и впрямь ладно смотрится. Но
если по деталям пройтись, — то она не такая уж и складная.
— Одним словом, тебе не нравится?
— По большому счету нет.
— Что же помешало ей оказаться другой?
— Прежде всего - я сам. Мои ошибки.
— И много их было?
— Хватало. Говорят, умные люди учатся на чужих ошибках. А я вот из собственных, играя, так до конца выводы и не сумел сделать.
— Сейчас, оглянувшись назад, какая же из них была самой большой?
— Та, что в бытность свою футболистом так и не научился выстраивать
отношения с тренерами. Отсюда и все беды.
— Что же мешало?
— Характер. По природе я человек вспыльчивый, привыкший говорить то, что
думаю. Порой в достаточно агрессивной форме. Все это
прежде всего и не нравилось. Помнится, в «Торпедо», бывало, идет собрание, на
котором обсуждают двух гульнувших ребят. Одному на всю
катушку достается, а другой легким испугом отделывается. Ну
я тогда за пострадавшего вступился — несправедливо, мол, это. А руководство
зубами скрепит. Или, скажем, вижу парня зря в состав не ставят - к тренеру:
почему, мол, такое происходит? Маслову в 71-м это не
понравилось. Вызвал меня в конце сезона и говорит: «Знаешь, Михаил, чтобы в
команде хорошая атмосфера была, ты должен уйти...»
— И ты ушел... А может, стоило поговорить, объясниться?
— То-то и оно, что стоило. Но характер не позволял.
— Потом не жалел?
— Конечно. Да и не я один. Маслов тоже. Как-то, весной в Гаграх подходит
ко мне водитель «Арарата» и говорит: «Там, в автобусе, "дед" сидит.
Просил тебя подойти». Зашел. (Виктор Александрович тогда в Ереване работал.)
Поздоровались. "Дед" сам разговор начал. Сначала, вроде бы, ни о чем
- как дела, как играется. А потом и тот момент вспомнил, когда меня отчислял.
И, вроде бы как, признался, что не прав был. Для меня этот разговор очень важен
был...
— Почему?
— Понимаешь, слишком уж болезненной раной оказался уход из «Торпедо».
Вот это и считаю самой большой своей ошибкой.
— Но ведь ушел ты не по своей воле?..
— Так-то оно так. Однако для того, чтобы остаться, ничего не сделал. А
хлопнуть дверью?.. Может, это для кого-то и эффектно выглядит. Но для меня
слишком уж дорогого стоило. Все потом как-то не так пошло.
— Потом — это в «Динамо»?
— Суди сам. Поначалу, вроде бы, ничего все складывалось. Бескову, как
будто бы, нравился. И хотя конкуренция приличная была - Еврюжихин,
Байдачный, Кожемякин, Эштреков,
- мне доверяли. Был даже очень хороший период, когда мы с Геной Еврюжихиным контакт наладили. Он чуть в оттяжке действовал,
а я — впереди. Тяжко защитникам приходилось. С Толей Шепелем,
помню, неплохо получалось...
— А с Козловым, с которым вы в «Локомотиве» просто здорово начинали у
Бескова?
— С Володей-то как раз тогда уже ничего и не вышло. Видно, изменились мы
с годами. И характером, и манерой игровой. А может, и впрямь верно, когда
говорят, что в одну реку нельзя войти дважды.
— Это и к твоей игре, в сравнении с той, что в «Торпедо» показывал,
подходит?
— Да уж, в «Торпедо» я другой был. Как-то свободней игралось, легче.
— оппйрннпт нанйрнор сп
Стрельцовым...
— Что верно, то верно — выпало счастье с Анатольичем поиграть. Помню, перед первым матчем, когда должен был с ним на поле выйти, меня от волнения буквально озноб колотил. Во-первых, то был мой дебют в «Торпедо». Да еще после вынужденного перерыва, который для меня придумали за то, что я из «Локомотива» ушел. А во-вторых, оказаться партнером Стрельцова...
— Может, боялся при неудачном раскладе впасть в немилость?
— Да нет, не из-за этого. Понимаешь, со Стрельцовым на поле и легко, и
сложно было. Легко, потому что, если уж он для тебя сыграл, то это максимально
удобно будет. А сложность - и для соперников, и для своих - заключалась в неожиданности
его ходов. Не поймешь, могут на трибунах на смех поднять.
— Но история гласит, что с тобой этого не произошло.
— Опять же, благодаря Эдику. Я с первых же минут почувствовал, что он
мне - девятнадцатилетнему пацану - доверяет во всем.
Был даже момент, после которого я подумал — ну, сейчас мне достанется...
— Наверное, мяч отдать пожадничал?
— Наоборот - сделал передачу в надежде на рывок Стрельцова. А он неожиданно в этот момент тормознул - не побежал, хотя и крикнул секунду назад: «Дай».
И, представь, в перерыве Валентин Иванов (он тогда тренером работал) Анатольичу замечание: «Что ж Миша все правильно сделал - на
паузе под себя а ты...» Я думал, Стрельцов взорвется,
зашумит, а он руками развел - бывает, Козьмич.
— А тебя-то потом не учил, как в таких ситуациях можно было по-иному
поступить?
— А Стрельцов вообще никогда и ничему не учил. Не любил. Считал это
тренерским делом. А кроме того придерживался мнения -
кому не дано, того не научишь.
(«МК-футбол», 1996)