ЗАЩИТНИК «ТОРПЕДО»

 

...3а день до матча «Атлетико-Мадрид» с немецкой командой тихая теплынь вдруг сменилась ветреной и холодной погодой поздней осени, прогремела гроза, словно прошел короткий неравный бой между застенчивой осенью и холодным агрессивным циклоном, оставившим после своей победы зябкий туман и изморось.

Над стадионом «Кальдерон» повис туман, так что верхних ярусов не было видно. Трава на поле покрылась ледком, который то таял, то в считанные минуты снова покрывал зеленый ковер.

Болельщики грелись как могли: над стадионом стоял неимоверный шум, который не смог приглушить даже плотный туман. У самого выхода из раздевалок устроилась большая «веселая» группа, которая с самого начала обращала на Гомеса особое внимание, он то и депо различал непристойные выкрики то на русском, то на испанском языках в свой адрес и в адрес Советского Союза. И с первых минут матча он понял, что сегодня придется бороться сразу на нескольких фронтах. Что ж, ему не привыкать и не ему пасовать перед желторотыми юнцами, получившими по нескольку долларов за то, чтобы посмотреть футбольный матч и подлить масла в огонь антисоветской истерии.

Агустин занял привычное для себя место левого защитника. В лучах прожекторов мокрое поле сияло мириадами огоньков, отраженных водяными каплями. Это мешало хорошо видеть поле, и в первые минуты Агустин лишь разрушал атаки правого фланга противника, действуя в основном в подкате и отбивая мяч в аут. Но, в конце концов, надо было показать себя и в другом качестве — созидателем атак... Перехватив мяч, Агустин пошел вперед, и в этот самый момент, когда он точно отдал пас на выход своему нападающему, полузащитник грубо снес его. Острая боль, словно молния, пронзила бедро. Судья свистка не дал, то ли сочтя, что нарушения не было, то ли увидев, что мяч остался у испанцев... Собрав все силы, Агустин заставил себя подняться и побежать, как бы не замечая боли, И ему удалось это, боль отступила. На мгновенье ему вдруг показалось, что он в Москве на центральном стадионе «Динамо», а рядом товарищи-заводчане, и что если он покинет поле, никто не осудит его, наоборот, будут заботливы и внимательны... Пьяный свист с трибуны у выхода вернул его к действительности.

И сразу же возникло какое-то знаковое ощущение, совсем такое же, как в первые дни после начала войны: будто мирная жизнь осталась где-то очень далеко и прошло не два-три месяца, как он покинул Советский Союз, а два-три года... Странное это было состояние. Он, мысленно никогда не покидавший свою родину, вдруг на мгновение ощутил, что его родина не здесь, а там, на севере, словно он родился и вырос не у моря, а в небольшом поселке, затерявшемся в бескрайних подмосковных лесах, а здесь он — в очередном выезде, на товарищеском матче за рубежом, который ничего не решает... Не решает?!

Услужливая память в одно мгновение вернула его на безлюдные улицы Сан-Себастьяна, по которым бредет безработный человек с дипломом инженера в кармане, и Агустин тут же на поле снова испытал горькое чувство стыда и обиды, каждый раз сопровождавшее его, когда он получал очередной вежливый отказ и испытующе-удивленный взгляд служащего, узнавшего его...

Гомес доиграл, отчетливо понимая, что это был далеко не лучший его матч. Сейчас ум и сердце не реагировали ни на безрадостные цифры на табло, ни на крики и улюлюканье пьяных молодчиков на трибуне, ни на сочувственные и ободряющие слова товарищей. Молча Агустин и Карлос вернулись в гостиничный номер.

Утром телефонный звонок разбудил их: сеньор Баррио сказал, что он сейчас заедет, и они вместе позавтракают.

Тренер знаменитой команды держался просто. В кафе, куда он пригласил братьев, стал неторопливо рассказывать о заседании директората клуба, затянувшемся до поздней ночи, о единодушном решении меценатов отказать Гомесу.

— Я единственный был против этого решения,— спокойно сказал сеньор Баррио и замолчал, словно жалея о том, что его голос оказался таким слабым. Он не заботился о том, как реагируют на его слова слушатели.— Конечно, игра у тебя, сынок, прямо скажем, не получилась. Но класс есть класс, это было видно и в игре, и на тренировках, на которых не были эти знатоки футбола. Кроме того, я думаю, что кто-то испугался свиста на стадионе... Испугался того, что ты из России, что свист будет повторяться.

ЭТОТ МАТЧ был последним в жизни замечательного человека и футболиста, испанского антифашиста Агустина Гомеса, которого знали миллионы советских любителей футбола, знали его как игрока московского «Торпедо», как капитана этой известной футбольной команды. Знали его как футбольного защитника, и мало кто знал, что он еще и защитник своего народа, своей родины.

В далеком 1937 году вместе с тысячами других детей испанских республиканцев приехали Агустин и его два младших брата в СССР. За два-три месяца пребывания в Обнинском детском доме № 5 — одном из самых больших детских домов для испанских детей — тринадцатилетний Агустин собрал такую команду маленьких басков, которая не проигрывала никому из своих сверстников.

Поэтому Спорткомитет нашей страны решил провести товарищеский футбольный матч на центральном стадионе «Динамо» между командой А.Гомеса и сборной Москвы, выступавшей под флагом стадиона Юных пионеров. Этот памятный матч состоялся в начале сентября 1937 года, сбор от которого, как и от встреч больших басков, пошел в фонд борющейся республиканской Испании.

На следующий день все центральные газеты поместили фотографию А.Гомеса у микрофона на стадионе «Динамо». Капитан юных басков был лучшим на поле, где он исполнял роль центрального полузащитника. Рядом с ним играли два самых близких его друга — Хосе Агирре и Педро Мерико. Оба они погибли, защищая от гитлеровских захватчиков Ленинград.

Горько переживал гибель друзей Агустин. Сам он, как и все его товарищи из Московского Дома испанской молодежи, рвался на фронт. Однако судьба распорядилась иначе. Агустин Гомес был направлен в Политшколу ИККИ (Исполкома Коминтерна), которая в 1942—1943 годах находилась под Уфой. Здесь А.Гомес встречался с такими выдающимися людьми, как Георгий Димитров, Пальмиро Тольятти, Морис Торез, и другими героями Коминтерна. Здесь приходит окончательное решение до конца биться с фашизмом, быть в первых рядах вместе с коммунистами.

Но испанские коммунисты снова направляют А.Гомеса учиться, и он оканчивает экономическое отделение института связи в Москве.

В это время и нему приходит слава большого мастера футбола, автозаводцы выбирают его капитаном команды. Советские болельщики футбола «ходят на Гомеса», как до него ходили смотреть наших замечательных футболистов, героев английского турне — динамовцев, любимых многими москвичами спартаковцев и армейцев. Люди старшего и среднего поколения помнят, как взрывались аплодисментами стадионы, когда диктор, объявляя составы команд, произносил имя Агустина Гомеса. Его визави после матчей с удовольствием пожимали ему руку, благодаря за красивую «чистую» игру. Его любили. Любили самым настоящим образом. Хотя многие никогда с ним не разговаривали, а лишь видели его на зеленом газоне. Однако своими движениями, своим отношением к товарищам и сопернику, своей техникой, тактически правильным выбором позиции он как бы рассказывал о себе, радовал поклонников футбола своей игрой, мужеством и хладнокровием, рыцарским отношением к спорту.

В 1956 году общества Красного Креста Советского Союза и Испании договорились о возможности возвращения испанцев и их семей на родину. Гомес также решил вернуться. На родине в Сан-Себастьяне, его отец, выпущенный франкистами из тюрьмы, был в тяжелом состоянии. Еще в сорок шестом умер его старший любимый брат Луис, много лет просидевший в франкистских концлагерях. Гомеса ждали старая мать и родина — берег Бискайского залива, где прошло его детство.

Однако на родине он встретился со всеми проявлениями капиталистического образа жизни. Лишь спустя полгода Агустин нашел работу. Меценаты от футбола сторонились его, боясь, что свист на стадионах будет повторяться и их прибыли упадут. И вообще — взять Гомеса игроком или тренером значит признать советскую школу футбола!..

Агустин как патриот и коммунист не мог оставаться в стороне от борьбы против франкизма. Он устраивается тренером команд III дивизиона, ездит по Стране Басков, заново организует в Басконии коммунистическую партию, разгромленную Франко.

Однажды его арестовывают, в тюрьме пытают, но улик нет, и до суда его отпускают. Тогда ему приходится уйти в подполье. На его долю выпадают и другие испытания. Он много работает. Но пытки в мадридской тюрьме не прошли даром. Он приезжает в Советский Союз, и дважды его оперируют, но тщетно...

ОДНАКО защитник Агустин Гомес не ушел из нашей жизни. Его помнят и до сих пор любят миллионы советских болельщиков. Все мы надеемся, что придет день, найдут старые киноленты, и мы увидим Агустина Гомеса на экранах наших телевизоров, встретимся с теми, кто знал его. И снова будем рукоплескать настоящему мастерству, упорству, всем лучшим чертам человека, которыми был наделен Агустин Гомес, защитник в жизни и на футбольном поле.

 

Геннадий СЕМАР

(«Неделя», 1985)