Парень из нашего города

«Ваш любимый напиток? Чай». (Из интервью) Помню, ох, помню этот нахальный вопросик молоденького корреспондента. И  не менее нахальный ответ Сергея Шустикова, ответ в тон, в пику, в защиту, ответ с восклицанием, с издевочкой над интервьюером. Что, мол, прямо боитесь спросить?! Ну тогда получите: «Чай!». Так ведь у вас, у причесанных, положено? А слухи по Москве уже загуляли… Причем слухи кудрявые, легко рисуемые, хотя и оборванные на полуслове. Слухи не про него одного – про всю торпедовскую вольницу, изгнавшую Иванова и давшую самим себе какое-то могучее слово.

 

В те времена на них интересно было смотреть не с трибуны, не из гостевой торпедовской ложи, а исподволь, наблюдать за шумным разъездом после очередного матча. Вот они выходят из раздевалки, с улыбками независимо от результата, вот перемигиваются с какими-то девушками, группками близких знакомых, решительных и модных на вид, вот рассеянно, но и зорко оглядываются кругом, вот, словно подчиняясь невидимому и беззвучному сигналу, усаживаются в чьи-то авто и гудками прорезают себе дорогу. Дорогу к свободе.

Стремительно исчезали они из футбольного мирка, молодые, гордые, независимые, уверенные в себе. Руководство команды и клуба, напротив, держалось подчеркнуто скромно, незаметно, оно не рассекало толпу, оно просачивалось, смешивалось, исчезало в ней.

Более всего это походило на выход известных в узких кругах музыкантов, отыгравших еще один чес для своих, отыгравших и заработавших халяву и спешащих теперь на природу, на соблазнительный воскресный пикничок, о котором уговаривались еще неделю назад. О сыгранном только что можно было не вспоминать!

Кумиры местечка исчезали под восхищенными взглядами, неведомые никому директора и организаторы зрелища устало тащились домой. До следующего обязательного... фарса под названием профессиональный футбол по-русски.

«Если так разобраться, что мне нужно?
Ничего не нужно. Лишь бы поле было ровное...»
(Из интервью)

Между тем некоторые из них, Шустиков в частности, нет-нет да и привлекали внимание именно на покрытом травой прямоугольнике. Они вдруг выстреливали, упирались, обыгрывались и если не побеждали именитых, то заставляли их помучиться, чтобы добыть победу. Местами мелькало в исполнении то Ульянова, то Шустикова, то Чугайнова, то Тишкова то самое мастерство, которое манит людей на трибуны. По блату в футбол не пролезешь! Они подтверждали это правило.

Но - это тоже чувствовалось! - исполнялось все это отрывочно, лихорадочно, по настроению, словно и в самом деле по какому-то мальчишескому уговору, данному накануне. Они продолжали играть и вести себя так, будто время остановилось, будто играют они на первенство города за свой 1970 год.

Шустиков и здесь выделялся, как выделялся там, после игры, излучая невидимые притягательные нити, позволяющие руководить не руководя, командовать не командуя. На поле его ходы были видимы и логичны, они почти всегда обозначали ту или иную игровую затею, неприятную для соперника уже тем, что ее надо было расшифровать, сообразить, просчитать.

Он располагался поближе к правому флангу, но уже тогда, в начале 90-х, частенько оказывался как бы в центре, он плел свою паутину там, где ему было удобнее, и партнеры искали его, чтобы передать мяч, а болельщики покрикивали: «Отдай Сереге, он разберется!».

На стыке времен - советского и российского в нашем футболе еще было на кого посмотреть. Однако Шустиков был замечен, выделен, признан и народом, и специалистами, на него стали ходить... ходить и волноваться: «Как он? В порядке? Выйдет сегодня?».

Бывало, что он выходил и им любовались, бывало выходил, и его трудно было узнать, бывало не выходил вовсе. И тогда слухи и разговоры трибун не нуждались в газетной цензуре: «Серега-то опять... Того... Запил. Болтали, с таксистами долларами расплачивался вчера... На Волгоградском вроде... Все, понесло парня по течению... А без него куда? Опять проиграем».

Его жалели на трибунах, жалели, как своего, торпедовского, жалели, как искусника, как светлую голову, жалели, как жалели бы товарища, опрокинувшего вчера больше чем надо и не пришедшего потому на сегодняшнюю утреннюю смену. Его жалели как человека, потому что любили как игрока.

«Чего обо мне говорить?
Что я Платини, что ли?»
(Из интервью)

По долгу службы, по симпатии к команде, я должен был, обязан даже, с ним познакомиться. Но не стремился к этому, откладывал, тормозил, ограничиваясь взглядом со стороны, наблюдением многолетним, которое на мой вкус дает куда больше, чем поверхностное, проходное «срочно в номер».

При встрече я ограничивался приветствием, и он неопределенно кивал в ответ. Если он был бы повышенно честолюбивым, охочим до популярности, то мог, пожалуй, подумать: «И чего он ходит вокруг? Со всеми поговорил, обо всех, написал, кажется, а обо мне?.. Я вроде не хуже других».

Но это - вряд ли! У него хватало своих проблем - и семейных, личных, и футбольных, рабочих. О некоторых из них я знал, о некоторых только догадывался.

Помню его на свадьбе Юры Тишкова - элегантного, по-голливудски красивого, счастливого, прямо-таки излучающего счастье вокруг себя. В тот вечер как-то не верилось, что улыбчивый, стройный, солидный, представительный молодой человек Сергей Викторович Шустиков может позволить себе начудить, свалять дурака, попортить кровь близким, загулять где-нибудь в Находке, а отходить, опохмеляться уже в Москве.

Но я знал - это было, было и в молодежке у Игнатьева, и в «Торпедо» при Иванове, и в «Торпедо» без Иванова - это было, но в тот вечер в это не верилось.

Кажется, назавтра они играли со «Спартаком», и держались поэтому в стороне от тостов, ограничивались, видимо, минералкой, хотя были веселы, шутливы, благодушны. И смотрелся он в ресторанной зале так же естественно, свободно, легко, как и на футбольном поле.

И костюм ему очень шел. И говорить с ним в тот вечер я посчитал неудобным, неэтичным,

«За границу? Ну, звали, конечно...
В Англию. В этот, как его... А-а, неважно!
Ну, куда я поеду? Новый год был!
Праздник. И вообще все закрыто».
(Из интервью)

По моим наблюдениям, с ним что-то произошло в конце 1994 года. Не думаю, что это «что-то» напрямую связано с возвращением в команду «Папы» - Валентина Козьмича Иванова. Скорее всего, главная роль принадлежала Наташе, жене, которую он высмотрел в воздухе, в небе, в рейсе Москва - Владикавказ. Браки заключаются на небесах, так реагировал на событие счастливый за друга Игорь Чугайнов.

Может быть, может быть... В конце концов ему исполнилось 24, самый футбольный возраст, пора расцвета. А что было сделано им к тому времени? По большому футбольному счету? Бронза последнего союзного первенства. Первый Кубок России. Престижная победа над «Реалом», да шлепок по голове Талалаева за неиспользованный момент в матче с «Манчестером». Скромное местечко в футбольной энциклопедии - восемь строк и в скобках: сын В.М.Шустикова. Все? Вроде все. Той осенью Шустиков-младший вдруг (а для меня наконец-то!) по-мужски впрягся в тяжелый командный воз и потащил, и заработал почти на полную катушку. Он играл свободно и весело, и на него было приятно смотреть. И футбольная Москва, поредевшая, но существующая, немедленно отреагировала: «Серега в порядке. Надо сходить!»

И на него стали ходить. Ходить не так, как ходили раньше, не из любопытства - «Сын того самого Шустикова? Что вы говорите...» - а ходить, как на мастера, который уважает свое мастерство, уважает дело, а значит уважает болельщика.

1995 год стал лучшим в его карьере. Многоопытный Иванов безошибочно назначил его капитаном с немыслимым для «Торпедо» окладом - три тысячи долларов в месяц! И Шустиков отработал авансы, он успевал всюду, он вел за собой, он организовывал игру, он даже иногда... забивал.

По общему мнению, в сезоне 1995 года он играл на приличном международном уровне, и если его не пригласили в сборную, то по привычке любого нашего тренера доверять только своим, пусть и более слабым на данный момент, но своим. И сам он, по-моему, был доволен собой - тих и покоен, мягок, почти лиричен.

Утверждаю последнее потому, что весной того года взял наконец у него дежурное, официальное интервью, ощущая, предчувствуя, предвкушая удачный его сезон «Торпедо».

Сидели мы в Мячкове, в его комнате, кровать Юры Тишкова оставалась пустой, к Шустикову никого так и не подселили, и говорил он о том, что здесь он, как дома, что платили бы - и не надо никуда уезжать, а уж переходить здесь, у нас, тем более незачем, и что Платини - его самый любимый игрок. И вообще - почудили и хватит!

«Я считаю, что у нас полкоманды
запросто в какой-нибудь Испании сыграет».
(Из интервью)

В Испании он провел несколько месяцев, хотя сватал его «Расинг» всерьез и надолго. Я ничуть не удивился, когда тамошний корреспондент ИТАР-ТАСС сообщил об удачном его дебюте, о голевой передаче и еще что-то там о конструировании, режиссуре игры, Позже я узнал, что диспетчерский дар Шустикова вызвал такой переполох в Испании, что гонцы королевского клуба «Реал» не поленились подтянуться на игру скромной сантандерской команды.

По свидетельству торпедовских информированных источников, в воздухе уже носились весьма и весьма солидные суммы с заманчивыми нулями в конце.

Я, повторяю, не удивился его скоротечному триумфу, я был готов к нему, уверен в нем. Другое дело, что безоблачное для многих испанское небо оказалось для него слишком безоблачным. Помимо всего прочего, на испанской земле полным-полно уютных ресторанов и ресторанчиков, где тяжелые бархатные портьеры создают столь любимый им полумрак, а тихая музыка, возникающая ниоткуда, плавно переполняет сердце, и официант замирает у ног с приклеенной, но такой не московской улыбкой. Поверьте на слово, подобные декорации мне знакомы не понаслышке!

И он - сорвался. Сорвался, как срывается только русский, сорвался так, что недавние купцы были счастливы именно тогда, когда самолет с Шустиковым взял обратный курс, курс на Москву.

Увы, он не смог измениться, не смог затянуть на себе пояс так крепко, как это сделал Чугайнов, по праву оказавшийся наконец в сборной России, не смог стать таким деловым и расчетливым, как Ульянов, не смог победить самого себя - московского озорного гуляку, не смог удержать в руках предложенный судьбой шанс.

Сказать ли... я боялся, что так и случится.

«Они надеются, что я сопьюсь?
Не дождутся!»
 (Из разговора с ветераном «Торпедо»)

По чину теперь, когда главное сказано, полагается обобщить, сделать надлежащие выводы, усилить рассказанное историческими аналогиями, призвав в помощь память, справочники, календарь.

С легкой душой оставляю сие право любому желающему, мне же в истории Сергея Шустикова не с руки расставлять ударения и поминать мораль, пусть даже в интересах грядущих футбольных поколений.

Я слишком долго думал о нем, слишком пристрастно наблюдал за его игрой, чтобы опуститься теперь до пошлых и неуклюжих сравнений.

Я думаю, что если он заслужил что-то в своей почти двадцатисемилетней жизни, то это право на отсутствие сравнений…

В конце концов, его футбольная жизнь продолжается, и он допишет ее сам. Другое дело, что в армейском футболе торпедовцам завсегда приходилось несладко. Так ведь поди разберись теперь, где «Торпедо» и где ЦСКА.

А вот где играет Сережа Шустиков, мы разберемся очень скоро. В этом я почему-то уверен и спорить со мной не советую.

 

Павел ВАСИЛЬЕВ.

(«Спорт-МП»/«Спортклуб», май, 1997г.)