Футбол Св.
Валентина.
Легендарный Иванов - о футболе,
Стрельцове и о себе
О
том, кто такой Валентин Козьмич Иванов, вам расскажет не только престарелый
торпедовский болельщик, но и всякий гражданин, хоть раз слышавший слово
"футбол". Очерками и статьями о себе Иванов запросто мог бы оклеить
стены своей квартиры, а пленкой с записями интервью украсить на праздники все
деревья во дворе. Скоро вот и книжка о нем выйдет в серии "Легенды
спорта".
Мы об Иванове ничего писать не будем. Потому как легенды имеют право рассказывать о себе сами...
Четверо детей было у матери. Я самый младший. Двое братьев умерли
уже, осталась старшая сестра Аня. Родителей звали Агафья Федоровна и Кузьма
Петрович - потому я Козьмич.
Отец
был начальником пожарной охраны, во время войны эвакуировался в Куйбышев, а
мать с ним тогда не поехала. Ей тогда соседка сказала: «Дура,
что ж ты мужика одного отправляешь?!» Она быстренько нас собрала, прибыли на
пристань, а катера уже ушли. Позже отец приезжал в Москву, когда я уже женился.
Мать, как узнала, говорит: «Если он придет, я его топором». (Смеется.) Она,
неграмотная деревенская девчонка, в 16 лет замуж вышла, а в семнадцать уже
Анюту родила. А отец так и не вернулся. Мы с ним два раза виделись всего. Он
винил мать, что она не поехала с ним...
Двор
на двор дрались - прутьями, камнями. И, как ни странно, тяжелых травм никто
никогда не получал. Очень многих из нашего двора посадили потом. А я как-то не
хулиганил, не воровал. Занимался танцами, в духовом оркестре играл на трубе...
Сейчас уже не смогу.
Из школы приходил - и сразу во двор. У нас по Сортировочной
большие пятиэтажные дома были. И сейчас они еще стоят, раньше хорошо строили.
Там у нас было футбольное поле метров 70-80 длиной. Сейчас на этом месте дом отгрохали. Даже никакой площадочки
спортивной нету. Вот она, одна из причин упадка нашего
футбола.
Старшие
братья футболом тоже занимались. И брали меня, маленького, с собой все время.
Ехали куда-то в область на паровозе, в Барвиху,
по-моему. Сейчас-то туда уже не съездишь в футбол поиграть, а тогда можно было.
Когда
мне исполнилось четырнадцать, восемь человек из двора записались в «Крылья
Совеьов-1». Это Мейеровский проезд, станция метро
«Семеновская». Меня в футбольной секции из третьей юношеской группы сразу в
первую перевели.
А
«открыли» меня так. Команда «Торпедо» организовала талантливую молодежь со всей
Москвы, пригласила в Сочи на сбор. Жарков Георгий Иванович, он был вторым
тренером у Маслова, заметил меня. В 52-м были сборы, а в 53-м я уже попал в
основной состав. А на следующий год с этих сборов Эдик Стрельцов попал в
команду.
Я уже в шестнадцать лет пошел работать в Центральный
институт авиационных моторов. Специальность - слесарь-сборщик. Приходили в
институт из Кореи американские самолеты реактивные, которые наши там сбивали моторы разбирали, промывали, фотографировали и
сдирали всё.
Сталина
любил и переживал, когда он умер. И долго обожал, спорил, мы воспитывались на
этом. В день похорон команда наша стояла в почетном карауле у парка Ривьера в
Сочи. Митинг был по случаю смерти. Там памятник прямо перед входом.
«Торпедо»
наше шестидесятых самая звездная команда была Начал ее создавать Константин
Иванович Бесков, продолжил Маслов. И вот при Маслове результат пришел. В 60-м
«выстрелили» - звание чемпиона и кубок взяли. А в 61-м - серебряные медали, и в
финале кубка проиграли «Шахтеру». И за это Виктор Александрович Маслов был
уволен.
А тогда у нас очень приличный коллектив подобрался. Начну с нападающих Слава Метревели – справа. Сергеев - левый край. Гусаров, Я, Батанов. Вот такая пятерка была. Полузащитники - Воронин, Маношин. И защитники - Медакин, Шустиков и Островский.
После
увольнения Маслова разошлась команда. Трое ушли: Островский –
в киевское «Динамо», Метревели - в тбилисское и Гусаров - в московское.
И троих в армию взяли - Денисова, Глухотко и Маношина. До сих пор считаю, что
мы и половины своего потенциала не реализовали А жаль.
Нас
с Эдиком до 58-го года приглашали во все команды практически. Однажды была
мысль в ЦСКА пойти, но не состоялось. Еще до мельбурнской
олимпиады ЦСКА поехал на товарищескую игру в Берлин. Я, Эдик и Бубукин были взяты в качестве подкрепления - 6:2 мы тогда
выиграли, и Пинаичев, тренер армейский нам
предложение и сделал. А мы тогда еще молодые были «бездомные». Говорим:
«Квартиры дадите – перейдем». Они чего-то там замялись
А
потом ЦСКА нас пытался просто в армию забрать. Каждый год, а призыв был где-то
в октябре, нас с последней игры чемпионата отправляли в дом отдыха скрываться.
(Смеется) Призыв длился недели две, в это время директор завода с министром
обороны встречался, Бородин же член ЦК был. Ну и на высшем уровне договорятся:
«Нет не будем в этом году брать». Нам позвонят: мол,
можете приезжать.
На
поле он был волевой и даже защищал партнеров. Если кого-то ударят, он во время
игры умел отомстить. Когда Эдика сильно разозлят, он тогда мог и полкоманды
обыграть.
А в
жизни знаешь как... Болельщиков много. Подходят: «Пойдем, выпьем». – «Нет». –
«А что, зазнался!» Так Эдик добродушный был: «Ну ладно, пошли». Вот тут,
конечно, волевых качеств у него не хватало.
Я бы
не сказал, что без Стрельцова мне тяжело было играть. Я отдаю ему должное: он
великий футболист. Но все время, когда чего-то мне вручают, раздается: «Это
благодаря Стрельцову». Я семь лет без Стрельцова играл - и первым номером в
тридцать три лучших входил, это само за себя говорит.
Верю
ли я в его виновность? Что было, то было. Но я больше виню девчат. Едут за
город. Зачем ехать-то? А там просто дело случая - потом, имеется в виду.
На
следующий день я разговаривал с ним. «Как там провел время?» - спрашиваю. (Я
тогда домой поехал, а они - на эту дачу злополучную). А он говорит: «Да все
нормально, девчата попались хорошие, проводил домой»...
Вообще
такие истории случались со многими известными людьми, но их всегда партийные
боссы отмазывали, а над Эдиком решили устроить показательный процесс. Да и
Гавриил Дмитриевич Качалин сразу отказался его защищать, он такой моральный
человек был. Хорошего футболиста, но неважного человека никогда в команду не
брал. Поэтому, когда решался вопрос у председателя спорткомитета Романова, он
заявил, что не нужны ему такие футболисты. Так могли бы отстоять и человека не
потеряли бы...
Вот
и ты спрашиваешь про этого чилийца. Мол, я виноват, что мы в 62-м на чемпионате
мира уже в четвертьфинале проиграли хозяевам. Ну, надо к чему-то придраться.
Надо гадость какую-нибудь написать. Так же как Льва Яшина обвинили тогда во
всех смертных грехах. Я не только с чилийцами терял мячи-то. Я в каждой игре
пятьдесят на пятьдесят, наверное, терял. Ну обокрал он
меня, ну и что же? Написали, что не побежал я за ним. Побежал! Но увидел, что
на него выходит игрок наш, и остановился. А он еще продвинулся и, не доходя до
него, метров с двадцати семи пробил. Лева, конечно, должен был брать, но кто же
не ошибается?
Так же как нас обвинили в 58-м после матча с англичанами,
когда мы 0:5 "попали" в Лондоне, хотя играли довольно прилично. Ну,
бывает так в футболе. И атаковали! и били в штанги, не попадали в пустые
ворота. Троих – Никиту Симоняна, Бориса Кузнецова и меня - объявили
чуть ли не врагами народа. В спорткомитете, как водится, разбор устроили. А
последней инстанцией была коллегия газеты «Правда». Ты молодой, не знаешь, а
это серьезный орган был. Там все решалось.
Никиту
обвинили в шкурничестве. Нам в Лондоне суточные выдали
по пять фунтов. Ребята подошли к Симоняну, а он капитаном команды был: «Никита,
сходи к руководству. Ну что это - по пять фунтов?! Курам на смех, все-таки с
Англией : играем-то. Родина
футбола». Пошел, выбил еще по пять фунтов. Потом ему это вспомнили.
Борис
Кузнецов сбил в штрафной площади игрока, и с пенальти нам забили третий мяч.
Партия сказала, что не надо было этого делать. Вышло, что по его вине счет стал
крупным.
А со
мной вот что произошло. На следующий день после матча утром в аэропорту Качалин
подсел ко мне и начинает: «Валентин, ну как тебе не стыдно? И ногу ты убирал и
в борьбу ты не шел». А я некоторый раз шучу, да и выпили мы тогда немного. И
вот такой диалог у нас состоялся: «Гавриил Дмитриевич, а где это было - в
штрафной площади?» - «Нет, в середине поля». – «А какой счет был?» - «0:3». –
«Гавриил Дмитриевич, 0:3, в середине поля, ну чего было мучиться?»
Прилепили
ярлык труса. Как можно играть с Англией, когда вот этот - трус, этот выпрашивает
деньги, тот делает пенальти. В газете «Правда», в редколлегии, уже решили нас
дисквалифицировать пожизненно... Да какие там журналисты, ты чего! Там же почти
всё цека! Конечно, не те, которые первые, а всякие
помощники.
На
наше счастье, Андрей Петрович Старостин тогда освободился. А так как эти
партийные деятели все болели за «Спартак», так же как сейчас вся верхушка
болеет, его пригласили. Он встает, когда уже почти все заканчивается, пламенную
речь произносит: «Вы что, это же чемпионы Олимпийских игр! Только-только вот
выиграли. А вы сейчас их как изменников Родины!». Простили.
Московский
комитет физкультуры перед началом сезона собирал нас, старших тренеров. А я
только-только встал у руля «Торпедо». Один год, что ли, прошел или два. Там
докладывали мы, как шла подготовка, что с составом, чем надо помочь и прочее. И
каждый тренер выступал.
Спартаковский
говорит: «Мы будем бороться за первое место...». Динамовский тоже: «Все в
порядке у нас, мы будем бороться». И ЦСКА будет сражаться за золото. Следующий
- я. «Нормально все», - говорю. «А место какое?» -
«Где-нибудь четвертое-пятое в пятерочке». Они как обрушились: «Ты так
настраиваешь своих игроков!» В общем, пихали! Я говорю: «Ну, всё же заняли уже!
Мне уже нету там места».
Тяжко,
тяжко было, когда видел, что подопечные мои не могут играть так, как мы с
Эдиком. Вообще многим игрокам доставалось от меня. Но только тем, в ком я видел
потенциал. А бесталанным я вообще замечаний не делал.
Многие
обижались, даже Славка Метревели, как партнер, обижался. А потом говорил: «Если
бы не Кузьма, я бы никогда таким футболистом не стал».
Да
многие за воротник закладывали, что ж я, не видел? Приходит на тренировку,
красавец помятый после вчерашнего. А то и вовсе
пьяный, глазки блестят. Ну что тут будешь делать? В баньку да неделю отдыха. А
если уж это у него в привычку входит, то без воспитательной работы никак
нельзя.
И мы
пили. Но как-то скромней все было. Никаких коктейлей в баре после каждой игры.
Бывало, после хороших побед соберемся на квартире у меня или у Маношина,
шампанского выпьем, а когда и водочки.
Обиды
на игроков, которые меня в 91-м потребовали снять, никакой нет. Большинство
поняли свою ошибку. Подходили, лично извинились, кто-то передавал через
кого-нибудь, кто сам стеснялся. Там один человек был организатором, Сарычев,
вместо которого я Подшивалова в ворота ставил. А так все пацаны
зеленые – Шустиков, Ульянов и прочие. Молодые они тогда были, неопытные, что с
них взять? Поэтому и не обижаюсь. Даже к руководителям, Которые меня несправедливо
увольняли, у меня нет никаких претензий.
Когда я только начинал как тренер, случился у меня конфликт
со вторым секретарем нашего парткома. Моисеев был такой. Вредный мужик, все
время хотел, чтобы мы всё выигрывали. Однажды мы московское «Динамо» одолели,
но играли неважно. Заходим в раздевалку. Поздравляем друг друга. А он
врывается: «Г...нюки, такие-сякие,
что за игра?!» Я говорю: «Слушай, пошел ты на...»
(Смеется.) И все, он затаился. А потом через месяц проиграли где-то, еще раз
проиграли. Ну и уволили.
Играл, говоришь, с высоко поднятой головой? Наверное. Меня
вообще балериной обзывали. Я не мог жестко играть. Другие качества были. Нет,
по жизни я сгорбленный был. (Смеется.) Кого из нынешних
могу выделить? У Аленичева, когда он еще в «Спартаке» играл, было что-то схожее
с моей манерой. Титов? Где-то да. Но он очень много матчей играет плохо. Если я
не опускался ниже среднего уровня вообще никогда - или хорошо, или отлично, в
редких случаях средненько, - то у него игр ниже среднего много.
То, что у нас плохой чемпионат, это всем ясно. Хотя
некоторые утверждают, что он растет, но я так не считаю. В Италии, Германии или
Англии нет такой колоссальной разницы между первой командой и всеми остальными.
В Италии
никогда нельзя угадать, как закончится матч «Интер» -
«Перуджа». А у нас что?! Я вот в «Спорт-экспрессе»
подписку выиграл - оракулом подрабатывал, результаты матчей угадывал лучше
всех.
Я ни
одной игры «Торпедо» не пропускаю, почетный президент все-таки. Должны мы
выиграть на следующий год что-нибудь, может, даже «золото».
Тренерам
ничего не указываю. Конечно, разговариваем, обсуждаем какие-то детали, но все
решения принимают они сами.
Да,
игроки ко мне пиетет испытывают. Ну а как же. Что ж они, не видят - легенда
ходит.
В
пятый раз возглавить «Торпедо»? (Пауза.) Долго буду думать. Долго думать буду.
Во всяком случае, год нормально я прожил. Хорошо без футбола. Дача, травку
покосить. Зимой в большой теннис играю. В футбол - нет, тяжеловато уже. Нет, ноги
не болят, но все-таки 65 лет - не шутка.
Знаешь
Игнатьева?
Где-нибудь годочка два-три за семьдесят я бы прожил.
И уже можно будет готовиться. Посмотреть, в двухтысячном году
что произойдет у нас. Думу новую пережить, увидеть, хоть что-нибудь сделают они
или нет.
Юбилей прошел нормально. Многие поздравляли. Шанцев
приезжал, Смирнов, Бородин. «Москвич» подарили – «Святогор»,
путевку на двоих на олимпийские игры в Сидней. Мы же с супругой близко
познакомились в Австралии.
А из футболистов Парамонов был, Царев, Бесков,
Симонян Никита Павлович, Бубукин, Никонов, Игнатьев.
Знаешь Игнатьева?.. Кто такой? Бывший тренер сборной?
А, ну хоть это знаешь. А сейчас чем он занимается? Не помнишь??? Ё-моё!
Все,
выключай диктофон, закончили. «Торпедо-ЗИЛ» он тренирует. Гершкович вот был.
Знаешь, кто такой Гершкович?
Юрий САФРОНОВ
(«Новая
газета» №4, 31.01.2000)