СЛАВА И ЖИЗНЬ

Звездные часы московского и грузинского футбола связаны с именем Метревели

ИМЯ, КОТОРЫМ его назвали родители, с удивительной точностью соответствовало его естеству. Слава к нему стала постепенно подбираться, когда он едва перешагнул совершеннолетие. Сочинский парень Слава Метревели как-то сразу стал любимцем болельщиков - сначала Горького и Москвы, где он с середины 50-х годов начал играть за "Торпедо", а вскоре и других городов Советского Союза. И не потому, что с первых же выступлений за основной состав техничной и мобильной игрой обратил на себя внимание. Тем более что не все у него, еще очень молодого, получалось так, как получалось потом, хотя уже тогда трибуны часто скандировали: "Сла-ва! Сла-ва!" Он приковывал к себе внимание, конечно же, и изощренной техникой, и необычайной легкостью движений, очень важной для играющего на краю поля форварда, и ювелирной обводкой... Искушенным любителям футбола явно импонировала и та сдержанность, с какой Слава сносил грубость слишком усердных защитников, чрезмерно развитых физически, но технически неумелых. Импонировала и та игровая щедрость, с каковой он делился с партнерами спонтанно возникавшими прямо на поле идеями.

Если у славы и известности есть свои фавориты, то одним из них, безусловно, был Метревели.

В 1986 году, когда Славе исполнилось 50 лет, у меня состоялась случайная встреча с ним на футбольной базе тбилисских динамовцев. Он сказал тогда, что самые радостные события для него - это успехи в "Торпедо" и тбилисском "Динамо". Самые неприятные воспоминания были связаны с "фантастически несправедливым", как он выразился, арестом Эдика Стрельцова перед чемпионатом мира в Швеции 1958 года и гибелью полузащитника тбилисского "Динамо" Шота Яманидзе в автокатастрофе. На проезжавший по набережной автомобиль Яманидзе, капитана команды чемпионов страны 1964 года, свалился тягач с прицепом, угодивший в яму. Любимец народа стал жертвой наплевательского отношения властей к состоянию дорог.

Сборная СССР, считал Метревели, могла дойти со Стрельцовым как минимум до полуфинала мирового первенства. Он воспринимал факт заточения Эдика как издевательство политических посредственностей над ярким дарованием. Слава утратил на какое-то время ощущение настоящего футбола - искусного и чудотворного, потому что потерял хорошего друга и блестящего партнера. Прийти в себя не мог очень долго, да и не он один. "Как тебе объяснить: это если бы у тебя отняли молодость", - сказал он тогда. И, быть может, не посулы, а разверзшаяся бездна разочарования, очень болезненный удар по торпедовской команде вынудили его покинуть Москву и в году, если не ошибаюсь, в 1962-м, переехать в Тбилиси.

До того, в 1960-м, Слава Метревели в составе сборной СССР стал чемпионом Европы. Рядом был все тот же Валентин Иванов, на месте центрального нападающего играл ростовский армеец Виктор Понедельник, Валентин Бубукин из московского "Локомотива" действовал, и довольно успешно, в амплуа левого полусреднего нападающего, а левым крайним играл тбилисский динамовец Михаил Месхи. С его подачи Понедельник и забил головой тот самый "золотой гол", а первый мяч в ворота югославской сборной отправил Метревели, опередивший защитника Юсуфи.

Метревели вместе с ведущими игроками "Торпедо" определял силу и стиль игры этой популярной команды. На фотографиях, помещенных в газетах и журналах того времени, Слава выглядит бодрым и счастливым человеком и вместе с тем почему-то несколько отстраненным, что ли... Метревели был великолепен и в составе тбилисского "Динамо". Мощь и разнообразие его игры, объединенные с высоким классом Михаила Месхи и Шота Яманидзе, Владимира Баркая и Ильи Датунашвили, Георгия Сичинавы и Муртазы Хурцилавы воплотились в первый большой успех динамовцев. Слава играл в Тбилиси поначалу на правом краю, но затем его перевели на место центрального нападающего. Несмотря на смену амплуа, он весьма преуспел. Слава стал одновременно и диспетчером, и снайпером. Кинжальные рейды чередовал с голами, которые забивал, казалось, с любой позиции. Создавал моменты для взятия ворот партнерам. Талант Славы переживал новые интересные времена, и тем он был обязан Михаилу Якушину и сменившему "Михея" Гавриилу Качалину, который возглавил тбилисское "Динамо" в качестве старшего тренера в июне 1964 года и благополучно привел его к золотым медалям. В решающем дополнительном матче на ташкентском стадионе "Пахтакор" фортуна свела тбилисцев и Славу Метревели с московским "Торпедо". То был звездный час грузинского футбола - 4:1. Метревели забил последний мяч с пенальти. Но для него психологически это был, возможно, не самый лучший матч. Он играл как бы против своих.

Он попрощался с футболом в 35 лет, в самом начале 70-х годов, и какое-то время не работал. Татьяна Кузина, коренная москвичка, прожившая с ним 40 лет, рассказала коротко, в двух словах, но достаточно выразительно, как она "трудоустраивала" мужа. "Он не любил беспокоить людей, поэтому мне приходилось самой обращаться в высокие инстанции".

...Слава Метревели заведовал хинкальной. Известных, популярных спортсменов, и футболистов не в последнюю очередь, было принято устраивать в места, где они могли бы не бедствовать - в соответствии с обретенным именем и заслугами. Впрочем, Слава не был по натуре "хозяином".

Метревели после ухода из футбола постигла та же участь, которая нередко постигает спортивных и других знаменитостей, оказавшихся вне привычного многолетнего состояния. Стеснительный и порой даже застенчивый, совсем не похожий на бизнесмена, а тем более на человека, умеющего делать деньги, работая локтями, а то и кулаками, он начисто был лишен рационализма вообще, не говоря о постыдно грубых его формах. Напрочь пренебрегал такими понятиями, как "золотая жила" и прочие. Никакого стремления к стяжательству или накопительству. Синтез порядочности и легкомыслия?

Казалось, что особых побудительных причин для этого не было. Но... Никогда не нарушавший спортивного режима, он вскоре начал выпивать. Очевидцы рассказывают, однако, что пил он часто и с какой-то обескураживающей страстью. Отбоя от людей, специально заходивших в хинкальную, где можно было повидать самого Метревели и даже по случаю выпить вместе с ним, не было. Доброй души человек, Слава не всем мог отказать в общении и угощении.

Постепенно он стал ощущать приступы недомогания. Не хотелось обращать на это внимание. Все чаще и чаще беспокоила голова, но жаловаться не умел... Болезнь коры головного мозга, одолевавшая его во все последние годы, усугублялась алкогольным воздействием. Когда его осмотрели врачи, оказалось, что почти ничего уже сделать нельзя. Таня рассказывает, что Слава никак не мог и не хотел примириться со своей болезнью, с чудовищным состоянием физической неустойчивости. Некогда стремительный и элегантный, форвард суперкласса, разрушавший оборонительные порядки незаметными касаниями мяча, свойственными его дриблингу, теперь он становился на ноги и, нормально передвигаясь, вдруг падал, теряя равновесие и ощущение пространства.

Когда-то в далеком 1962 году за Метревели в Аргентине, где играла товарищеский матч сборная СССР, совершая турне по Южной Америке, предлагали баснословные деньги. Публика и газеты были от него в восторге, как и от Михаила Месхи и, конечно же, Льва Яшина. Кстати, предложение остаться в местных клубах, естественно, чисто теоретическое, тогда получили все трое. А теперь у него не было ничего или почти ничего, кроме семьи, друзей и надежды. "Он упрямо выходил из дома и падал, не в силах шевельнуться. Он не мог передвигаться самостоятельно, а однажды рухнул так, что разбил ухо. И мне пришлось запирать двери и прятать ключ", - вспоминает жена.

Пытаясь пересилить себя и продолжая проявлять непримиримость к одолевавшей его болезни, он рвался навстречу жизни. В эпоху разгула в Грузии политического мракобесия с его оскорбительным словоблудием, кровопусканием и социальной анархией, семье Метревели, как и многим и многим другим, пришлось особенно невмоготу. Представим хотя бы такую картину. Во все стороны летели трассирующие пули из дома правительства, в бункере которого ждали исхода "тбилисской войны" Звиад Гамсахурдиа, его министры и депутаты. Розовый блеск этих пуль, приближаясь и мигая, вызывал всеобщую панику, стрессы и обмороки. С ужасом наблюдала за этим смертельным хаосом и Таня Кузина, нередко в каком-то забытьи, неосторожно выходившая на балкон. "Войди в комнату, Таня", - просил Метревели.

В 1995 году, вдобавок ко всему, он пережил второй инсульт, после которого едва пришел в себя. О том, что Слава находится в таком состоянии, в Тбилиси знали разве что его родственники, друзья и соседи. Были в курсе всех дел футболисты, включая Мишу Месхи и Сему Баркая, президента Союза ветеранов футбола Грузии. "Помочь хотим, еще как хотим, но тех денег, какие нужны, у нас нет", - объяснял Баркая ситуацию.

О болезни Славы Метревели первой написала газета "Новгород". В этом городе живет родной брат Славы - Карло. Он обратился к главе администрации Новгородской области Михаилу Прусаку с просьбой дозвониться до Тбилиси, потому что телефонистки междугородной связи ничего поделать не могли: обесточенные в Тбилиси телефонные станции делали тогда бесполезными любые попытки. Прусак использовал каналы правительственной связи и рассказал о просьбе Карло Эдуарду Шеварднадзе, ничего не знавшему об обострившейся болезни Славы. "После того звонка, - писала в мартовском номере (1995 г.) газета "Труд", - Славе помогли". Появились лекарства. Зашевелились в Федерации футбола, республиканском спорткомитете. Союз ветеранов футбола мобилизовал бывших игроков. Каждый помогал чем мог... Однажды деньги, собранные этими людьми, принес Татьяне Анатольевне Манучар Мачаидзе, капитан "Динамо" 70-годов, сейчас - депутат парламента.

Однако правду следует говорить всю. Дело в том, что между спорткомитетом и футбольной федерацией последние годы происходило нечто вроде обостренного выяснения отношений. "Они настолько переругались между собой, что кому-то было уже не до Славы", - свидетельствует супруга Метревели.

Газета "Труд", воспринявшая заметку в новгородской газете как сигнал бедствия, обратилась к читателям. Это была гуманная попытка организовать для Славы сбор денежных средств. И деньги поступали в редакцию, вложенные в конверты с письмами.

Собкором "Труда" в Грузии был тогда Владимир Саришвили, знающий и любящий футбол человек, близко к сердцу воспринимающий людские радости и, что важнее, несчастья. Саришвили, побывав в Москве, передал поступившие в редакцию деньги семье Метревели. Журналиста и поэта, оказавшегося в амплуа живого телеграфа, пригласили к столу. Татьяна Анатольевна свидетельствовала, что в то время к Метревели стала возвращаться надежда: человек снова улыбался.

"Ближе и чувствительнее всех воспринял состояние Славы Валентин Иванов, по крайней мере у меня осталось именно такое впечатление", - скажет мне Саришвили. В своей публикации трехлетней давности, посвященной Метревели, он отметил, что они были сыновьями единого футбольного пространства.

Иванов, главный тренер "Торпедо", взялся за дело вместе с президентом этого клуба Владимиром Носовым, которого посвятил во все детали и обстоятельства. "Горько слышать, - посетовал тогда наставник автозаводцев, - что Грузия, благословенный край, может оказаться без электричества, газа, чего-то еще и что там может серьезно заболеть друг и на какое-то время остаться без помощи..." И клуб помог. Более того, Славу вскоре перевезли в Москву и там в одной из лучших клиник провели курс основательного лечения. Но это был, увы, тот случай, когда не могли помочь самые искусные, добросовестные и человечные врачи.

Он ушел из жизни в декабре, незадолго до наступления 1998 года. Его провожали десятки тысяч, а трибуны главного стадиона страны были заполнены, как в те дни, когда он - позвольте процитировать коллегу - "укладывал на газон защитников, как костяшки домино". А теперь его пришлось уложить на поле самого... Мимо гроба проходили тысячи людей, бедных и не очень, но одинаково благодарных и потрясенных. Среди них были и страдавший сердечным недугом Нодар Ахалкаци, переживший Славу всего на три недели, и примчавшийся из Москвы Валентин Иванов, и Эдуард Шеварднадзе. Гроб с телом, вынося со стадиона, пронесли по правому флангу поля...

Когда я в последний раз позвонил Татьяне Анатольевне, она коротко выкрикнула: "Можете написать еще, что я благодарна Борису Ельцину и Эдуарду Шеварднадзе". Российский президент распорядился передать семье на лечение три с половиной тысячи долларов. Президент Грузии распорядился о похоронах, достойных великого Метревели, а хинкальная, где Слава был директором, оказывается, сгорела еще при его жизни. Подозревают, что имел место поджог, но уверенности полной нет. Впрочем, какое это уже имеет значение...

Нодар Броладзе
Тбилиси

(С) "Независимая газета" (НГ), электронная версия (ЭВНГ).
Номер 074 (1645) от 25 апреля 1998 г., суббота. Полоса 16.

http://www.uni-potsdam.de/u/slavistik/zarchiv/0498wc/n074h161.htm