ВСЕГДА КАПИТАН

 

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА ВИКТОРА ШУСТИКОВА Год рождения — 1939. Звание «Заслуженный мастер спорта» было присвоено в 1969 году. Футбольное амплуа — центральный защитник. В.Шустиков — воспитанник столичной ФШМ. С 1958 года по 1973 — в команде мастеров московского «Торпедо». Провел 427 матчей чемпионата страны за основной состав автозаводцев — больше, чем любой другой футболист, выступавший или выступающий в высшей лиге. В.Шустиков — чемпион СССР 1960, 1965 гг., серебряный призер 1961 и 1964 гг., бронзовый — 1968 г. Обладатель Кубка СССР 1960, 1968, 1972 гг. В списки «33-х лучших футболистов сезона» Входил 6 раз (два раза под №1). В.Шустиков восемь раз выступал в составе сборной страны. Он — второй призер Кубка Европы 1964 года. В настоящее время — тренер команды мастеров московского «Торпедо».

 

НАДОБНО предуведомить читателей: пусть не удивляются обилию цитат. Человека, о котором пойдет речь, я в течение многих лет наблюдал в игре и таким образом мог составить о нем полное представление как о футболисте. Но считаю нужным, объективности и точности ради, сослаться на мнения людей, непосредственно соприкасавшихся с ним в жизни, тех, кто был его партнером и противостоял ему на поле. Назову их сразу же В.Маслов, В.Иванов, Н.Симонян. Ну, а говорить они будут о торпедовском ветеране Викторе Шустикове. Впрочем, и сам о себе он тоже кое-что скажет.

Всего лишь «кое-что», ибо мой собеседник оказался скупым на слова. Хотя встречались мы и толковали по душам не один раз. Неразговорчивость иногда идет от сумрачности натуры, а иногда и от высокомерия. У Шустикова же она от скромности, даже, я бы сказал, от стеснительности. Для того чтобы сразу это почувствовать и объяснить именно так, вовсе не обязательно быть инженером человеческих душ. Однако вряд ли это лишь  рожденное свойство характера: похоже, что еще в какой-то мере и влияние окружавшей его с детских лет среды. Отец Виктора Михаил Иванович много лет работал газосварщиком на заводе, мать, Татьяна Петровна, трудилась в малярном цеху на том же заводе, старшая сестра Валентина по специальности швея, двое дядей механики по автомобильному делу, а в годы войны водили машины по фронтовым дорогам. Да и сам Виктор пошел бы, наверное, по стопам близких, для того и станкоинструментальный техникум окончил, но захватил его накрепко в полон футбол, оттого-то уже игроком с именем поступил в институт физкультуры и теперь владеет дипломом тренера высшей квалификации.

Все это я опять к тому, что рос Шустиков в рабочей семье и в рабочем мире, где (я, понятно, не обобщаю, но так обычно бывает) не бойкость языка ценится превыше всего и не по звонкости фраз судят о человеке. Вот почему, думается, нелюбовь Шустикова к многоречивости, к суесловию, его скромность и сдержанность есть не только особенность характера, но и следствие воспитания.

Подобное можно, очевидно, отнести и к его трудолюбию в футболе, о чем я, в частности, столько был наслышан от тех же Маслова и Иванова. Трудолюбие ведь иногда бывает показным, нарочитым, выставочным, им порой и щеголяют, кокетничают, а у Шустикова оно всегда естественное, ему противопоказано быть иным. Рабочая косточка, проще сказать.

Маслов и Иванов, понятно, имели прежде всего в виду трудолюбие Шустикова на тренировках, то есть ту часть его работы, которая скрыта от глаз зрителей и обнаруживает себя лишь в играх. Я иной раз отправлялся на стадион, ставя перед собой локальную цель: в течение» всех 90 минут сосредоточить внимание на каком-либо одном футболисте. Это, конечно, шло в ущерб общему впечатлению от матча, но зато давало возможность лучше, полнее узнать того футболиста, определить его сильные и слабые стороны.

Так вот, избрав однажды объектом наблюдения Шустикова, я с некоторым удивлением установил, что буквально ни на одно мгновение не оставался он в состоянии покоя. Даже когда игра приостанавливалась для выполнения штрафных, свободных, угловых ударов, вбрасывания мяча из-за боковой либо когда арбитр делал вынужденную паузу для разбора какого-то конфликта. Шустиков все время был в движении, то выбирая наивыгодную позицию при обороне, то пытаясь интуитивно, либо по трезвому расчету выйти заранее на наиболее вероятную точку встречи с мячом, с соперником, с партнером, то выискивая свободное пространство для последующего наступательного маневра. Короче, был в непрерывном труде. И тут тоже не мог, не позволял он себе быть иным. Рабочая косточка!

Открыл Шустикова для большого футбола Виктор Александрович Маслов. Цитирую его:

— В пятьдесят третьем году мы с Анатолием Михайловичем Акимовым отбирали ребятишек в футбольную школу молодежи, просмотрели их, не соврать, тысяч десять. Нас заинтересовала команда «Фили», она два года выигрывала Кубок Москвы для мальчиков. Мы пригласили из нее в ФШМ несколько ребят, в том числе и Витю Шустикова, ему было тогда четырнадцать лет. Он мне понравился хотя бы тем, что не рвался, как это нередко бывает, в форварды, а сразу определился как центральный защитник и охотно, я бы сказал, со вкусом играл на этом месте...

Маслов поделился недавно со мной интересным соображением. Он считает, что выбор игрового амплуа во многом, если не во всем, зависит от характера футболиста; забывая об этом, тренер может совершить, непоправимую ошибку. Для роли стоппера не годится человек с повышенной чувствительностью, легко возбудимый, раздражительный; нужен, наоборот, уравновешенный, рассудительный, хладнокровный, расчетливый. Именно таким характером и обладал Шустиков и потому быстро пошел в гору.

— Когда я принял  «Торпедо», — продолжал Маслов, — то позвал с собой и группу воспитанников ФШМ, включая Шустикова. И с середины сезона пятьдесят восьмого года он занял место в основном составе, заменив своего тезку опытного Марьенко. Виктор не отставал от времени, скорее, опережал его, но я скажу проще: он рос вместе с командой, и команда росла вместе с ним.

А закончил Маслов (цитирую его буквально по блокнотной записи) на несколько для него неожиданно высокой, но, не сомневаюсь, вполне искренней ноте:

— Он гордо и честно до конца держал свой флаг!

Маслов не уточнил, что он имеет в виду, а я в тот раз не стал допытываться, но, суммируя и обобщая впоследствии все услышанное о Шустикове и от Шустикова. подумал, что суть не просто в 427 матчах, сыгранных им па первенство страны, хотя цифра сама по себе внушительная, кажется, и рекордная. Суть и в другом, связанном с ней обстоятельстве, очень типичном для Шустикова-спортсмена и Шустикова-человека. На исходе 1962 года команду «Торпедо» постиг тяжелый удар, она потеряла сразу шесть игроков основного состава. Не стану перечислять их фамилии, не стану говорить и о причинах ухода, в трех случаях его нельзя было предотвратить. Но в остальных? Шустиков с доброй улыбкой вспомнил вдруг, что один из тех, кто покинул тогда «Торпедо», носил нередко (не в игре, разумеется) форменные трусы той команды, куда направил свои стопы; Мелочь, ясное дело, но, значит, мечтал о той команде с давних пор, стремился туда, можно ли его за это осуждать?

Я задал вопрос напрямую:

— А вы получали от кого-нибудь предложения о переходе?

Он замялся.

— Мне не хочется об этом говорить. Получал, не получал — какая разница. Все равно я бы не ушел. Я «Торпедо» всем обязан... — Помолчал. — Меня на заводе в партию приняли, как бы я людям в глаза смотрел? Но не надо об этом, ладно? — И повторил: — Никуда бы я не мог уйти.

И снова пришел мне в голову емкий образ: рабочая косточка! И по аналогии словосочетание: однополчане. Однополчане не по военной службе, но более расширительно: по пережитым сообща радостям и бедам, по совместно пролитому трудовому поту на одном заводе, на одной фабрике, шахте, нефтяном промысле, судне... И в одном спортивном коллективе, в одной команде. «Мы с Кировского, мы электросиловцы, мы сельмашевцы, серпомолотовцы...». Не спрашивал, но уверен, что когда мы беседовали с Шустиковым, то, отвечая на мой вопрос, ему подумалось — не прямо, конечно, но все же нечто похожее: как бы людям в глаза смотрел? (А я про себя: и как бы отцу смотрел?).

ЧИТАТЕЛЮ уже ясно, что все упомянутые 427 матчей, числящихся в шустиковском «формуляре», были сыграны за «Торпедо», иначе и быть не могло. Что же до удара, нанесенного команде, то оправилась она от него довольно быстро: спустя два сезона выиграла серебряные медали, а еще через год золотые. Так сказать, в назидание отступникам.

Валентин Иванов, который многие годы играл вместе с Шустиковым, а в нынешнем сезоне привлек его в команду вторым тренером, так его аттестует:

— Прекрасной души человек, мягкий, отзывчивый, деликатный. В режиме беспощаден был к себе до предела, в игре безотказен. Видели вы в комнате отдыха (разговор происходил на подмосковной базе команды в Мячкове) дружеский шарж на него? (Я видел: позади Шустикова ворота, а перед ним по пояс примерно, кирпичная кладка, попробуй, мол, пробейся). Выразительно, верно? Поспрошайте вратарей они вам все скажут, что чувствовали себя за Шустиковым, как за каменной стеной. (Я спрашивал у А.Кавазашвили. Он подтвердил).

Иванову вторит Никита Симонян:

— Очень аккуратный был стоппер, всегда сосредоточен, собран, не слишком быстрый, но обыгрывал без особого труда многих скоростников за счет точного выбора позиции. И неизменно корректен, никогда не пойдет на резкий, а тем более грубый прием, даже если ничего другого вроде бы и не остается. Поэтому подчеркну особо: играть против него всегда было трудно, но и всегда приятно. Он истинный рыцарь футбола.

Мне кажется, что рыцарское поведение Шустикова на поле, как и вообще в жизни, объясняется его высокой духовной культурой, а истоки ее уходят опять же в детство, отрочество, юность, то есть в те годы, когда он формировался как личность. Иванов, подчеркивая его принципиальность, говорит в то же время, как о чем-то парадоксальном, что у Шустикова, пожалуй, был некоторый переизбыток доброты.

— Он во всех и во всем видел и видит только добро. Потерпит команда неудачу, Виктор на разборе находит смягчающие обстоятельства, скажет, что в следующем матче мы поправимся — и все это буквально в двух-трех фразах. Сыграет кто-то вяло, лениво, Виктор и за него заступается, дескать, оступился человек, с кем не бывает, он еще себя покажет. А себя-то никогда не щадил. Как капитану, эта мягкость немного мешала ему, никого не способен был обругать, только подбадривал. И все-таки, если откровенно, — улыбается Иванов, — я бы хотел быть таким. (Я спросил Шустикова, приходилось ли ему в капитанской должности употреблять власть, одергивать, наставлять кого-то, он, подумав, ответил, что да, приходилось: «Вот Краснову, бывало, иногда внушал: поосторожнее, помягче, Володя». Я невольно засмеялся, услышав об этом капитанском «максимуме» Шустикова, ведь всем хорошо известно, что Краснов никогда не отличался деликатными манерами).

О ШУСТИКОВЕ до сих пор я говорил больше словами Маслова, Симоняна. Хотелось бы еще кое-чем дополнить его игровую биографию.

— Я, — объяснял Виктор, — не делил соперников на слабых и сильных, все были для меня сильными, а каждый матч — самым ответственным. И особенно любил по зонному принципу, потому что в зоне чувствуешь себя свободнее, больше простора для творчества. Но не раз, конечно, получал от тренеров установку на персональную опеку. В атаках участвовать тоже приходилось, но попасть в клуб Федотова, — Шустиков чуть улыбается, — не стремился (от себя добавлю, что в критические для команды минуты стоппер с шестым номером на спине бросал свою позицию и смело, но без малейших признаков отчаяния — эх, мол, была не была, терять нечего! — шел вперед и не так уж редко забивал голы). Шустикову есть что вспомнить и о своем участии в составе сборной, в матчах с испанцами и итальянцами, о тяжелом, как будто бы не совсем «провальном» (его слова) противоборстве с Маццоллой. Но вот что интересно: крепче всего держатся у него в памяти не те матчи, в которых он выглядел хорошо, а те, которые он, по собственному его выражению, проиграл, и доныне испытывает укоры совести (на мой взгляд, совершенно напрасно). К ним Шустиков прежде всего относит финальный матч на Кубок со «Спартаком» поздней осенью 1958 года.

Основное время завершилось вничью, а в добавочное Симонян, с которого Шустикову велено было ни на секунду не спускать глаз, забил решающий мяч. В страшенной толчее на торпедовской штрафной, когда трудно было, несмотря даже на естественное различие формы, разобрать, кто свой, а кто чужой, мяч попал к Симоняну, Шустиков стоял в полушаге, и если бы спартаковский центрфорвард замахнулся для удара, то мяч бы у него из-под ног был отбит, но Симонян в какое-то мгновение сообразил, что для замаха у него просто не хватит времени, не разгибая ноги, ткнул мяч носком, и тот влетел в сетку. «Хороший урок преподал мне Никита Павлович, на всю жизнь запомнил».

Я спросил, как чувствует себя Виктор в роли тренера.

— Пока только учусь. Учусь у Валентина Козьмича Иванова, у Юрия Васильевича Золотова, работать с ними интересно. Много ценнейших уроков получил я, еще когда сам играл, от Виктора Александровича Маслова. Да, очень мне обидно за плохой старт команды. Но сейчас, кажется, мы начинаем набирать игру. Главное, по-моему, чтобы все ребята прониклись сознанием, душой поняли, за какой клуб играют.

— Как вы в свое время, Виктор, да?

Смущенно:

— Ну, при чем тут я...

Вот такой он, Виктор Шустиков, — человек рабочей косточки, коммунист с десятилетним стажем, рыцарь футбола.

 

Илья БАРУ.

(«Советский спорт», 1974)