ВОЛШЕБНИК ИЗУМРУДНОГО поля

Хорошо помню двух игроков. Один — худощавый, стройный, с копной золотистых волос. Неуклюжий внешне, он преображался в гуще футбольной схватки, легко обходил все заслоны, вколачивая мяч за мячом в сетку ворот противника. Сдержать или разгадать его хитроумные ходы было невозможно!

По меркам завсегдатаев Северной трибуны динамовского стадиона этот пацан был с рождения отмечен божьим даром гениального форварда. Его заметили еще 17-летним, когда он попал в команду «Фрезер», а затем быстро и уверенно обосновался в «Торпедо». На удивление старших коллег-асов, мальчишка на поле оказался настоящим мужчиной.

У новичка получалось все: рывок — не догонишь, финты — балдеет любой защитник, удар — даже Яшин терял уверенность, пас — математически филигранный, тютелька в тютельку. А еще он играл завораживающе красиво, словно художник, широко и свободно творящий на изумрудном холсте...

Помню другого. Отяжелевший, от шевелюры и стиляжного «кока» — одно воспоминание. По полю передвигается с ленцой, цепляя шипами жесткий газон. Но это — до получения мяча. А вот тогда!

Тогда я снова видел футбольного гения, который оказывался в нужный момент в нужном месте. Неуловимое движение — мяч в сетке, а форвард все так же неторопливо, не оглядываясь, уже направлялся к центру поля.

А как он бил штрафные! Уже вновь привыкнув к его футбольным чудесам, болельщики в тысячи глоток заклинали: «Эдик, сделай гол!». И постаревший Эдик мимо стенок, мимо рук непробиваемых вроде бы голкиперов посылал кожаный шар, как по заказу,—в верхний угол, в нижний. Словом, надо — забьет.

По одной из легенд, торопясь пораньше уйти с занятий, на спор с тренером аккуратно закрыл мячом форточку в раздевалке, причем стекло осталось целым и даже не зазвенело. Такой вот ударчик...

Оба эти великих игрока — одно и то же лицо, Эдуард Стрельцов.

Звезда первого горела совсем недолго — добрый,. но нестойкий парень, неискушенный в жестоких жизненных реалиях, попал в неприятную (до сих пор запутанную) историю, был осужден и надолго пропал с футбольного горизонта.

Отдадим должное его мужеству: отбыв срок, он сумел вернуться на футбольное поле, сумел обрести второе дыхание и, пока были силы, радовал миллионы болельщиков волшебством уникального таланта.

Он был верен знамени родного бессменного клуба — «Торпедо», с гордостью и самозабвенно защищал цвета сборной СССР. И я почему-то уверен, что Стрельцов вряд ли польстился бы на валюту заморских команд и крепко пожал бы руку наставнику аргентинцев Билардо, который сказал про «варягов»: «Чужие клубы им платят деньгами, а своя страна — любовью. Это стоит дороже»...

...Умер Эдуард Стрельцов. Умер, едва перейдя 50-летний рубеж.

Это — потеря. Потеря для взрослых ценителей народной игры. Потеря для мальчишек, ведь он отдавал им последние годы все свое время, учил, щедро делился секретами мастерства.

Потеря для всего советского спорта, которому так не хватает сейчас подобных людей—талантливых и профессионально, и человечески.

Стрельцов действительно был и Спортсменом, и Человеком. А таких помнят всегда.

 

Виктор ГОРЛЕНКО.

 

 

 

 

СЛОВО О «ФУТБОЛЬНОМ ЛЕВШЕ»

«Таких футболистов, как Эдуард Стрельцов, я больше не видел... Хотя играл и с хорошими, сильными, и очень сильными футболистами. Стрельцов — это нечто совсем другое. Ему все с избытком вручила природа, будто задалась целью вылепить идеального футболиста. И не просто футболиста, а центрфорварда».

Когда мы напомнили эту выдержку из книги ее автору — наставнику столичного «Торпедо» и давнему другу Стрельцова Валентину Иванову, он только и сказал: «Трудно мне сейчас говорить об Эдуарде. Не потому, что нечего сказать. Просто день невероятно горестный, и спазмы сжимают горло».

На Ваганьковском кладбище позавчера были отданы последние почести безвременно ушедшему из жизни заслуженному мастеру спорта, чемпиону Олимпиады в Мельбурне Эдуарду Анатольевичу Стрельцову. Минутой молчания в тот же день память Стрельцова почтили и зрители, и участники матча чемпионата СССР «Торпедо» — «Ротор».

Судьба обошлась с ним круто. Талантливый и яркий на поле, он за его пределами сплошь и рядом совершал человеческие ошибки, из-за которых жестоко страдал. Но в плохое в его жизни как-то не верилось, и никто никогда не говорил о нем со злорадством. Больше—с сочувствием. Хорошему верили сразу и безоговорочно.

О чудо-форварде написана масса статей. Нужна ли еще одна? Дополним известный всем портрет Стрельцова лишь небольшими штрихами — репликами, подслушанными на трибунах, для которых, собственно, и жил наш знаменитый «футбольный Левша».

В день похорон Стрельцова торпедовцы на своем стадионе принимали «Ротор». И зритель — поклонник автозаводцев — как-то удивительно трогательно все происходившее на поле соотносил с Эдуардом Стрельцовым.

Весь первый тайм волгоградцы сдерживали яростный штурм хозяев поля. Но промахов у ворот «Ротора» было так много, что, казалось, старшего тренера «Торпедо» вот-вот хватит удар. А пожилой мужчина на трибуне, отложив в сторону видавший виды зонтик, кричал в сторону футболиста, не сумевшего у ворот гостей разумно распорядиться мячом;

— Молодой человек, ну как же так можно играть? Совсем вы своих партнеров не уважаете. Умоляю, Эдика вспомните!

Когда же одному из торпедовцев удался красивый удар, он вызвал явное одобрение трибун: «Вот это по-нашенски, вот это по-стрельцовски!».

А когда во втором тайме Юрий Савичев, получив мяч в штрафной «Ротора», непринужденно переправил его в ворота, уже знакомый нам болельщик радовался как ребенок:

— Нет, живы традиции Стрельцова, — восторгался он забитым голом. —- Враки, что Эдик умер. Посмотрите, жив он!

Странная штука — жизнь. Причудливым образом в ней часто скорбь соседствует с радостью. Может быть, потому, что великие люди, уходя от нас, с нами не расстаются. Легенды ведь не умирают.

 

 

ПАМЯТИ МАСТЕРА

СЛОВО ПРОЩАНИЯ

Земля слухом полнится, и то, что болезнь Эдуарда Стрельцова неизлечима и, несмотря на все старания врачей «ракового корпуса», развивается стремительно, стало известно в начале года. И все же верилось в лучшее: «Самоизлечился же Солженицын!». Люди футбольной игры не только мужественны, но в большинстве своем и суеверны. Так что когда прозвучавшее на Центральном стадионе «Динамо» по радио сообщение о смерти Стрельцова было на следующий день опровергнуто в «Советском спорте», многие подумали: «Значит, будет жить».

Старуха с косой не посчиталась с приметой, и вот, вслед за Львом Яшиным, оставил этот мир, чтобы жить теперь только в легендах,

Эдуард Стрельцов, Эдуард Анатольевич, Эдик!

И тут хочется сказать несколько слов не о футболе, а про то, о чем знали многие и о чем на протяжении нескольких десятилетий даже не заикалась пресса. Ибо в том, что Стрельцова не стало так рано, есть, быть может, и ваша общая тяжелая вина, вина всего общества. Ведь то, в чем его обвиняли, была, по убеждению очень многих, несправедливость. Стрельцов в свои двадцать лет, хотя «народный» суд влепил ему тюремных двенадцать (на минувшей неделе в газетах можно было прочесть, что процесс над Стрельцовым был «неоднозначным»), по мнению целого ряда хорошо знавших все обстоятельства лиц, был вовсе не виновен в том, в чем на закрытом от публики заседании обвинял его прокурор.

Пять лет — самых ценных, золотых для футболиста — провел Стрельцов в лагере в качестве зэка, Л то, что, вопреки всему, судьба сохранила Стрельцова для большого футбола, нельзя не рассматривать как чудо.

О Стрельцове - игроке написано так много, что один лишь перечень публикаций наверняка составит пухлый том. Что можно сегодня сказать о нем, чего бы не знали специалисты и любители футбола? Остановимся поэтому только на одном обстоятельстве спортивной биографии Стрельцова, которое способно по-особому высветить его жизнь и судьбу.

После лагеря Стрельцов неумолимо набирал вес. Бороться с этим было почти невозможно: тюремная жизнь нарушила обмен веществ, который в гармоничном организме футбольного игрока всегда очень тонко сбалансирован. Тяжесть веса давила на своды обеих стоп, в конце концов начало прогрессировать плоскостопие. Боль в стопах не позволяла Стрельцову полноценно тренироваться. Рецензенты матчей, восхищаясь чередованием замечательных рывков с «тактической неторопливостью» Стрельцова, усматривали в последней особую «стратегическую» мудрость». А то была медлительность вынужденная, необходимая для того, чтобы перетерпеть страшную боль! Стрельцов как бы повторял тут судьбу Всеволода Боброва, которого точно так же сдерживали ноги, искалеченные злыми ударами в штрафной.

Стрельцов «ранний» и Стрельцов «поздний» — два разных, но равновеликих игрока, и один характер — безропотного и неукротимого бойца, всегда нацеленного на ворота. Мир праху твоему, дорогой Эдик!

 

Сотрудники редакции «Футбола».