Три строки Николая Васильева

Героиня одного из рассказов Ивана Бунина в порыве минутного прозрения говорит: «В сущности о всякой человеческой жизни можно написать две-три строки. О, да, только две-три строки».

В сущности да, но какие все-таки разные эти две-три строки у каждого человека. Вот какими они сложились в футболе у Николая Васильева, лишь в прошлом году, в 39 лет, завершившего свою игровую карьеру. Воронежский «Факел», московское «Торпедо», димитровградская «Лада», молдавские «Нистру», «Тилигул», «Конструкторул» — вот те тропки, что отвела ему судьба в этой игре. И шел он по ним скромно, незаметно, только, пожалуй, раза два-три громко заявив о себе, в том числе и 6 ноября 1979 года, когда в Москве, на стадионе «Торпедо», в очередном календарном матче забил 5 мячей в ворота ташкентского «Пахтакора». Кстати, это было повторением всесоюзного рекорда, установленного еще в 1938 году ленинградским спартаковцем Е.Шелагиным. Кроме Шелагина и Васильева, по пять мячей в матчах чемпионата СССР забили: И.Датунашвили (1966 г.), Г.Гавашели (1968), В.Масалитин (1990), И.Колыванов (1991), а в чемпионатах России В.Панченко (1994). Обо всем этом мы и вели с ним разговор. Поначалу, правда, он смущался, поскольку, по его словам, уже и забыл, когда в последний раз давал интервью. Но постепенно воспоминания затянули его в прошлое, и он заговорил уже уверенно...

Иван ТИМОШКИН.

ТРИ СТРОКИ НИКОЛАЯ ВАСИЛЬЕВА

ЗАПИШИТЕ МЕНЯ В ФУТБОЛ

В футбол я, можно сказать, пришел, как толстовский Филиппок — сам. Родился и вырос я в Воронеже, на левом берегу одноименной реки. Там же неподалеку, на местном стадионе, базировалась группа подготовки при команде мастеров «Труд». Это потом, в юности, я стал застенчивым и стеснительным, а тогда, в детстве, тормозов не было, и я сам пошел туда и попросил записать меня в футбол. «В футбол»? — переспросил меня один из тренеров — Борис Александрович Градов. — А ты кто сам-то будешь, откуда? А, сосед, значит. Ну что ж, сосед, становись в строй — посмотрим, что ты умеешь».

Вот так и встал я тогда в строй, и, как оказалось, на 30 с лишним лет. После месячного просмотра Борис Александрович сказал мне: «Годишься, сосед!» И записал меня в группу к тренеру Серафиму Алексеевичу Андронникову. Это был, кстати, очень хороший в прошлом футболист — и не только по воронежским, но и по союзным меркам. Он-то и стал моим первым и единственным учителем.

А сразу по окончании школы меня пригласили в команду мастеров «Труд» (Воронеж) и практически тут же взяли на очередную игру с «Зенитом» из Йошкар-Олы. Я тогда впервые попал в компанию взрослых футболистов, да еще таких, как Проскурин, Янишевский, Татаренко... Оробел я тогда немного, что говорить, а когда наш тренер Василий Александрович Васильев за 10 минут до конца игры дал мне указание выйти на поле, тут и вовсе страх меня обуял. Как вышел я к бровке поля, как увидел битком набитый стадион, тысяч 20-25, как почувствовал дыхание игры, так дух у меня и перехватило. В общем, за эти 10 минут я, по-моему, ни разу и мяча-то не коснулся, но боевое крещение прошел. Играть мне хотелось так сильно, что каждый денек считал, оставшийся до следующей игры.

На меня тогда в Воронеже, конечно, рассчитывали, но особо не беспокоились, мол, мальчишка местный, молоденький (мне ведь тогда только-только 16 лет исполнилось), никуда не денется. Но получилось все иначе.

МОИ НОВЕНЬКИЕ БОТИНКИ

В том, 1973, году в Алма-Ате проходила Спартакиада народов СССР, и я, совершенно неожиданно для себя, был приглашен в молодежную сборную РСФСР. Возглавлял ее Михаил Владимирович Гора, которому я очень многим обязан и благодарен. Выиграли мы тогда первое место, обыграв в финале сборную Украины. В то время как раз в Алма-Ату прилетело московское «Торпедо» на игру с «Кайратом», и на наш финальный матч пришел Валентин Козьмич Иванов. В той встрече неплохо сыграли Андрей Редкоус, Леша Беленков и я. После игры подходит к нам троим Юрий Васильевич Золотов и предлагает вечером посетить гостиницу, где остановилась команда «Торпедо».

Ну мы, естественно, приходим к назначенному часу, заходим в номер и видим: сидят Валентин Иванов, Юрий Золотов и Вячеслав Жендарев. Остановились посередине комнаты, поздоровались и ждем, что будет дальше. А у меня такие ботиночки были старенькие, видавшие виды, стоптанные, благо, что еще пальцы не высовывались. Валентин Иванов посмотрел на них, а потом, подняв на меня глаза, вдруг и говорит: «Ну что, Коля, хочешь в ботиночках новеньких ходить?» «А кто не хочет», — в тон отвечаю ему.

«Ну, а если так, то пиши заявление в «Торпедо». Была, однако, одна загвоздка. Незадолго до того меня высмотрели селекционеры московского «Локомотива» и тоже приглашали к себе взяв от меня заявление о переходе. Эту ситуацию я и объяснил Иванову, а он в ответ: «Ничего страшного, это мы уладим». В общем, написали мы тогда все трое заявления, и не успел я вернуться в Воронеж, как раздается звонок из Москвы, и меня просят срочно приехать в «Торпедо».

РАЗЛУКИ И ВСТРЕЧИ

Для меня, 16-летнего мальчишки, это было, конечно, с одной стороны, лестно, но с другой — боязно: как это так, одному, без родителей, вдруг сорваться и уехать в совершенно чужой мне город, к незнакомым людям. Сел я, однако, в поезд и поехал. В Москве, на Казанском вокзале, меня встречал Юрий Васильевич Золотов. Посадил в машину и повез прямо в Лужники, где в этот день «Торпедо» играло со «Спартаком». Это был 1974 год, конец августа — начало сентября. После матча, а «Торпедо» тогда выиграло, Золотов повел меня в раздевалку знакомить с игроками. У меня и до этого, можете себе представить, какое душевное состояние было, а тут и вовсе руки и ноги затряслись, так на полусогнутых я за Золотовым и засеменил. И там, уже в раздевалке, так отдаленно-отдаленно слышу его голос: «Вот познакомься, Коля, это Вадим Никонов, это Николай Худиев, это Алексей Еськов, это Леонид Пахомов, это Владимир Сахаров...» А чуть позже я близко познакомился и с Эдуардом Анатольевичем Стрельцовым и Валерием Ивановичем Ворониным. Сейчас мне иной раз не верится, что я был знаком с такими людьми. Ведь Валерий Иванович ко мне даже в гости приходил.

ПОЗДНО, ВСЕ ПОЗДНО

Это случилось незадолго до его гибели. У меня в тот день был день рождения. По существовавшей тогда в команде традиции, Валентин Иванов построил на поле всю команду, поздравил меня и вручил от имени завода и руководства клуба подарок. Дело происходило на стадионе, и был там Воронин. Потом, вечером того же дня, сижу дома и в кругу семьи отмечаю праздник. Время было позднее, часов, наверное, двенадцать. И вдруг звонок в дверь. Подхожу, смотрю в глазок и вижу — Воронин. Тут же открываю дверь и... замечаю в темноте лестничной клетки еще три-четыре фигуры. «Колек, — весело воскликнул Воронин, — поздравляю тебя, ну и все такое прочее». Он был уже навеселе. Делая вид, что ничего не замечаю, бодро говорю ему: «Валерий Иванович, заходите, самым дорогим гостем будете...» А он вдруг так жестко, сощурив свои красивые глаза, сказал: «Не, Колек, поздно. Все поздно. Понимаешь, для меня все поздно». И, повернувшись, стал тихо, как-то неуверенно ступая, спускаться по лестнице, а за ним и его спутники. Свою дверь я закрыл только тогда; когда хлопнула парадная. До сих пор, когда раздается вот такой поздний звонок в дверь, я, смотря в глазок, все надеюсь, что увижу там Валерия Ивановича. И слезы навертываются у меня на глаза, когда я осознаю, что это невозможно. Ведь поздно, все уже поздно...

«ТОРПЕДО» — ЭТО ИВАНОВ

Дебют мой в «Торпедо» состоялся весной следующего года. Тогда команда поехала в Симферополь на ответный матч Кубка УЕФА с дрезденским «Динамо». Первый мы проиграли вчистую — 0:3, а в ответном победили — 3:1, но тем не менее по итогам двух матчей выбыли из розыгрыша. Вот в той-то игре я, 17-летний парень, и вышел впервые на замену.

А в начавшемся вскоре чемпионате страны Иванов стал меня выпускать более-менее регулярно на замену. Впервые в стартовом составе я вышел на матч с «Днепром». Мы тогда проиграли, и вот тут-то Иванов дал мне понять, что рановато мне еще в основе быть, надо еще в дубле поиграть. В дубле, так в дубле. У Иванова в оценке игрока очень большую роль случай играет, в том числе и итоговый результат матча. В общем, ушел я в дубль года на три, наверное, много забивал. Резервный состав тогда был у нас сильный — Пахомов, Еськов, Забиняк, Дерябин, Храбростин, Гришин, Ванюшкин, Беленков...

В 1976 году я вновь стал играть за основу, но, когда в осеннем первенстве команда стала чемпионом, мне до права получения золотой медали не хватило одного-двух сыгранных матчей. И только со следующего сезона я стал играть в основном составе постоянно. Забивал я, конечно, немного, в основном, по 8-9 мячей, и лишь однажды, в 1979 году, — 14. И сейчас анализируя или как бы подводя итоги своей игровой карьеры, понимаю, что востребовал себя, наверное, меньше чем наполовину. Почему так произошло? Думаю, что не хватило характера, силы воли. И если бы у меня сейчас была возможность что-то переиграть в своей жизни, я бы переиграл. Да, в жизни я был скромный, может быть, даже где-то застенчивый, но на поле был азартным — мог и выругаться, и накричать на кого-нибудь. Нет, тут дело, наверное, в чем-то другом?! Ко многим вещам я бы, наверное, по-иному относился.

Наша команда все время барахталась где-то поблизости от призовых мест. То есть в ходе чемпионата была в тройке, но в итоге всегда откатывалась на 4-6-е места. И вот это-то для меня по сей день остается загадкой. Как с такими условиями, с такими футболистами — и ничего практически не выиграть? Десятилетия проходили, а побед, я имею в виду по-настоящему крупных, регулярных, запоминающихся, не было.

ИГРА, КОТОРУЮ НЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

В «Торпедо» Валентин Иванов, конечно, отдавал больше предпочтение игре силовой, нежели комбинационной. Мяч подальше, а там — борьба. Под этот футбол и весь тренировочный процесс, по сути, строился. У нас тогда даже специальный тренер по легкой атлетике был — Александров. Гоняли нас здорово. Мы мяча подолгу не видели. Тренировки шли чередой, и все без мячей. И когда к нам приходили люди из других команд, например, спартаковец Сергей Шавло и другие, они ничего понять не могли. А некоторые игроки так просто иной раз сознание теряли от перегрузок. Особенно приличные нагрузки были в подготовительный период. Да, к началу чемпионата мы были физически готовы лучше остальных клубов и первые несколько туров, как правило, возглавляли турнирную таблицу, но затем, когда другие команды набирали силенок, мы (вот тут-то и сказывались тренировки без мяча) откатывались назад, а три летних месяца, когда мы никого обыграть не могли, вообще у нас мертвым сезоном были. Я старался выполнять указания тренера, как мог, хотя, думаю, не я один, а игроки такого класса и плана, как Сахаров, Суслопаров, тоже предпочитали футбол более комбинационный. В то время, кстати, Константин Иванович Бесков позвал меня в «Спартак», но я не решился перейти. Почему не решился перейти? Во-первых, не мог оторваться от коллектива, который тогда у нас сложился, — Пригода, Полукаров, Круглов… да всех можно перечислить, ни одного не было, что называется, без души. Иванов? Да, у меня, конечно, есть на него обиды, но есть и много положительных моментов, много раз в жизни он помогал мне, и за это я ему по сей день очень благодарен.

К 1985 году я четко почувствовал, что Иванов начинает терять ко мне интерес. Я ведь его к этому времени хорошо изучил и знал, что если он начинает менять кого-то на поле через 10 минут, то это все — человек для него как игрок становится неинтересен. А в тот момент мне как раз Виктор Семенович Марьенко из «Факела» позвонил и позвал к себе. В общем, согласие я дал сразу, подхожу после этого к Иванову и говорю: «Валентин Козьмич, так и так, ухожу в «Факел». А он мне в ответ: «Ну ты чего, я тебя, в принципе, не гоню. Если хочешь — докажи в дубле», — и так далее и тому подобное. «Ну какой дубль, Валентин Козьмич, — отвечаю ему, — что доказывать-то надо. Я ведь у вас уже 11 лет играю». Ну, в общем, он понял, и я уехал в Воронеж, хотя покидал команду с тяжелым сердцем — ведь стала она мне родным домом.

САМОЕ ПАМЯТНОЕ, САМОЕ ДОРОГОЕ

Для меня самым памятным остался 1979 год. Во-первых, Константин Иванович Бесков пригласил меня тогда в сборную Москвы для участия в футбольном турнире VII летней Спартакиады народов СССР. Выиграли мы первое место, за что я и получил звание мастера спорта международного класса. Сыграл я, правда, всего один матч — против сборной Литвы — и забил один мяч. Дело было в другом. Там я окунулся в бесковскую атмосферу футбола. И с первых тренировок, когда я увидел, что творят с мячом Юрий Гаврилов, Федор Черенков и другие, естественно, пришел в восторг. Ведь и я сам это любил, к этому стремился, а поэтому как-то сразу влился в коллектив, почувствовав, что все это мое. Подружился я тогда со многими игроками, а костяк сборной составляли динамовцы и спартаковцы (из других московских команд было лишь по одному человеку). И долго потом скучал по этой атмосфере футбола, которая царила в сборной.

Ну и второе яркое воспоминание о том годе — это пять мячей в одном матче, забитых мною в ворота ташкентского «Пахтакора». «Торпедо» в том чемпионате попало в пиковую ситуацию, когда только победа на финише в двух домашних матчах первенства – с «Пахтакором» и ростовским СКА – сохраняла место в высшей лиге. Не скрою у нас были мыслишки попросить игроков «Пахтакора» помочь нам в этой ситуации, но нам дали понять, что этот маневр и разговор будут бесполезными. Поэтому мы все, собравшись на базе, и спросили прежде всего у самих себя – а что же мы стоим на самом деле, если не можем честно обыграть далеко не самых сильных соперников? И все сразу стало на свои места. Мы вышли на игру такими заряженными, какими, наверное, не выходили ни в одном матче того первенства.

Было ли у меня предчувствие, что этот матч станет в моей судьбе чем-то особенным? Честно скажу, не было. Просто так все удачно сложилось. Ну, например, в первом тайме судья назначает пенальти в ворота «Пахтакора». Обычно у нас били Юрин или Сахаров, а тут Володя Сахаров говорит мне: «Коль, иди и пробей». Ну я подошел и забил. Потом второй, третий после совершенно немыслимых рикошетов. Потом еще один пенальти реализовал. В общем, когда забил пятый мяч, оставалось играть еще минут 30, наверное, и тут Сахаров за голову схватился и кричит мне: «Колька, да ты же пять мячей забил, понимаешь?» А мне в этот момент даже как-то неловко стало перед ребятами, и в оставшееся время я еще три-четыре битых момента не реализовал — вся это неловкость из головы не выходила. Меня, кстати, за это мое «неловко», «стыдно» ребята, частенько подкалывали. Любой конечно. Я ведь до сих пор помню, как Алексей Еськов и Володя Сахаров помогали мне, опекали, а Еськов в дубле со мной после тренировок еще с час, наверное, занимался — показывал, рассказывал, в общем, как говорят, опытом делился. После игры Валентин Козьмич, не работавший в тот год с командой, зашел в раздевалку и поздравил меня, но на этом, пожалуй, праздник и закончился. Сейчас об этом, наверное, вспоминают только дотошные статистики. Выиграли мы потом и последнюю встречу у ростовского СКА. Выручил нас тогда Сахаров, забивший во втором тайме победный мяч. А я в той встрече, между прочим, на 2-й минуте пенальти не забил и мог здорово подвести команду. В общем, заняли мы спасительное 16-е место...

ЗАКАНЧИВАТЬ Я СОБИРАЛСЯ НЕ ЕДИНОЖДЫ

В Воронеже дела у меня не заладились, и по игре, и по делам, совершенно далеким от нее. Дело в том, что мне пообещали в качестве гонорара за выступления в команде машину и дали ее, но оказалось, что вне очереди, причем получил я ее, сам того не ведая, вместо Сергея Савченкова, бывшего тогда одним из помощников Марьенко. Когда я узнал об этом, мне стало очень неудобно перед Сергеем, хотя он претензий не высказывал. Я попал, что называется, в пикантную ситуацию и, пробыв в команде год, вновь решил заканчивать с футболом, все-таки как-никак 32 года стукнуло. Уж и работу стал себе подыскивать, но тут раздался звонок из Кишинева. Звонил Владимир Александрович Емец, приведший в свое время «Днепр» к выигрышу золотых медалей чемпионата СССР, с предложением приехать и поиграть у него в «Нистру». Звал он меня именно в футбол играть, про большие цели и задачи говорил. В общем, собрался я и поехал в Молдавию. И, как оказалось, на семь лет уехал. И сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что те годы, проведенные в Молдавии, были едва ли не самыми лучшими в моей футбольной биографии. Правда, и они были омрачены трагическими обстоятельствами.

Это был 1987 год. Владимир Александрович поставил перед нами конкретную задачу — выйти в первую лигу. Собственно, он был таким человеком, для которого в футболе существовало только первое место. Любое другое он считал неудачей. Заняли мы в своей зоне первое место и вышли в финальную пульку, где нашими соперниками за единственную путевку в первую лигу были краснодарская «Кубань» и «Нефтяник» из Ферганы. В последней игре нам, для того чтобы решить задачу, надо было обыграть «Кубань» со счетом 3:0. Увы, мы выиграли 2:0. И вот захожу я в раздевалку, сажусь рядом с Емецом и вдруг вижу, что с ним начинает твориться что-то неладное. Он стал задыхаться. Я спрашиваю, что случилось, а он вместо ответа вдруг начал падать с кресла. Я тут же подхватил его, пытаясь хоть придержать, ведь как-никак килограммов 120 в нем, наверное, было, а тут и другие ребята подоспели. Вызвали скорую, сделали укол прямо в сердце, но ничего не помогло — он умер прямо у меня на руках.

Для всех нас' это было огромным горем. Он столько успел хорошего сделать для футболистов за этот год, столько доброго, что иной, наверное, и за десятилетия не сделает. Тут же диктор объявил по стадиону, что только что в раздевалке умер Владимир Александрович Емец. И не поверите, все 20 тысяч человек двинулись с трибун к раздевалке. Помню, проливной дождь в это время пошел, неожиданный среди ясного, солнечного неба, и все люди, пришедшие без зонтов и плащей, стояли под этим дождем и плакали...

Да, более душевного человека среди тренеров я в своей жизни не встречал. Он умел так общаться с людьми, что даже его подшучивания над кем-то воспринимались без обиды, и никто, наверное, никогда зла на него не держал. Вот часто говорят, что такой-то человек не может жить без футбола. Емец тоже не мог. И не стал жить. Вернее, жил футболом и умер на футболе.

На смену Владимиру Александровичу пришел Ахмед Алескеров. Ой, все-таки с какими разными людьми мне довелось поработать в футболе! Алескеров по своему отношению к игре был полной противоположностью Емецу. Очень хитрый человек, в футболе больше искал пути обходные, стараясь решить игровые проблемы вне пределов футбольного поля. И решил — вышли при нем в первую лигу, но в 1989 году в Молдавии началось давление на русских — зачем, мол, привезли варягов. Причем исходило это не от молдавского народа, а от людей сверху. Простые люди письма писали с протестом против такого гонения и поддержку нам оказывали, причем не только моральную — после игры к раздевалкам несли в корзинах фрукты, вино, сладости.

Тем не менее пришлось уехать, правда, недалеко — в Тирасполь. Там я играл за «Тилигул», и в 1991 году мы вышли даже в высшую лигу. Но поиграть в ней нам не удалось — СССР распался. Так что вместо союзной высшей лиги играл я в чемпионате Молдавии. Что еще осталось в памяти? Пришлось мне на себе испытать, что такое война. Поехали как-то мы на очередной календарный матч в Бендеры. Игра была назначена на 14 часов. Только переехали мостик через речку, как Бендеры начали бомбить. До сих пор не могу понять, кто, из-за чего, за что, почему? Пришлось пережить немало, и, честно признаюсь, страшно было. И дело даже не в том, что пули шальные летали (иной раз и в гостиницу, где мы остановились, залетали), а в том, что выехать в Россию было нельзя — ни через Одессу, ни через Кишинев — все было перекрыто. Началась война. И страшно было больше даже не за себя, а за жену Татьяну, сына Сашку и дочь Лену. В конце концов я оттуда выбрался и думал, что больше туда не вернусь. Опять решил заканчивать, ведь 37 лет уже, но позвонил Владимир Юрин и пригласил к себе в димитровградскую «Ладу». И опять я поехал. А через год звонит мне из Кишинева Валерий Григорьевич Ротарь, мой давний друг, человек, будем так говорить, авторитетный, для которого понятия «честь», «справедливость», «порядочность» не пустые слова. Звонит и говорит, что создал команду «Конструкторул», и просит приехать. Конечно, я поехал, но играл там мало, больше был чем-то вроде играющего тренера. Между прочим, сейчас этот клуб на первом месте идет, и там, кстати, Юрий Гаврилов играет. Но дело не в этом, Валерий Григорьевич, бесконечно влюбленный в футбол, очень много делает для развития молдавского футбола.

Вот так и отыграл я до 39 лет. В принципе, наверное, и сейчас еще мог бы где-нибудь во второй или третьей лиге сыграть, но... Увлекло меня другое — работа с детьми в торпедовской школе. Ее директор — Николай Кузьмин предложил мне попробовать, и я, знаете, увлекся. Теперь часто себя вспоминаю тем прежним мальчишкой Филиппком, пришедшим записываться в футбол. Вспоминаю свои тогдашние чувства и стараюсь, чтобы эти мои нынешние мальчишки не испытывали тех огорчений и разочарований, которые довелось испытать в своей футбольной биографии мне.

(«Футбол», №8, 1997)