ТВОИ, ФУТБОЛ, ЛЕГЕНДЫ

Откройся и отдай

ДА, И ТАКОЕ уже пришлось услышать: «Кто это Воронин?»

И услышать причем от человека, вовсе спорту не чуждого, чемпиона по автогонкам. Правда, человека молодого — двадцатипятилетнего. А Воронин пятнадцать сезонов, как не выступает. И мы знаем по опыту прежних расставаний, что даже средний, но действующий игрок невольно отодвигает на второй план нашего внимания выдающегося, но принадлежащего теперь истории...

Однако разве же выдающийся игрок не ведет и нас, видевших его, за собой — в открывающуюся ему историю? Наверное, ведет — только нам-то пока интереснее в современности. И мы как бы оставляем его в одиночестве. О чем, конечно же, всем нам следует задуматься...

Ну, хорошо, хотя хорошего мало, пусть одиночество — сильный человек все равно из него вырвется,— только не забвение! Моему поколению невозможно представить, что Валерий Воронин может быть забыт — забыты красота и сам смысл его игры — одно из сильнейших футбольных впечатлений шестидесятых годов.

Наша общая память, наше пробужденное игрой Воронина воображение непременно должны сохранить его образ в футболе посильнее хроники, видеозаписи, фотоснимка... Кто сказал? «Воспоминание — поэт. Не делай из него историка». Самая верная картина жизни знаменитого игрока — легенда, что там ни говори... Но для легенды нужно время — отдаление от факта.

Воронин же еще слишком близок к нам, очень конкретен в своих достоинствах, реально, кстати, недостающих, никем не восполненных в сегодняшней игре. Он не требует никаких преувеличений в признании заслуг. Он и не нуждается в «педагогическом» умолчании о недостатках его или жизненных неудачах.

Жизнь оказывается для больших футболистов нередко посложнее, чем игра. Хождение по мукам, неразличимое с трибун, и для него началось после того, как снял окончательно бутсы.

Но вправе ли мы скорополительно судить о человеке, тяжело переживавшем перепад высоты, если большинство из живущих подобной высотой не испытано? Не спешим ли мы забыть, что за прекрасную иллюзию пребывания на некоей высоте здорового духа, которую дарит нам большой футбол, большой спорт, мы благодарны в первую очередь таким мастерам, таким людям, как Валерий Воронин?

Воронин был и должен остаться для молодых игроков примером и образцом того, что может сделать классный спортсмен для всего футбола, для авторитета нашего футбола в новейшей истории спорта. Он умел, как считают специалисты, в игре все. Главная сила Воронина, однако, в том, что лучшую свою игру он показывал не раз в год по обещанию, а в самых трудных, самых важных — и потому-то самых памятных нам — матчах. Воронин играл за победу, как бы матч ни складывался.

Да, он самолюбиво дорожил своей репутацией, ни в коем случае не отделяя ее от репутации команды. «И «Торпедо» даже не в лучшие для себя сезоны оставалось «Торпедо», когда на поле выходил Воронин. В сложный для клуба момент, когда заканчивал выступления Валентин Иванов и еще не вернулся в строй Эдуард Стрельцов, Валерии оставался единственным для партнеров лидером. Он был не просто выдающимся игроком своего футбольного времени — вместе с Ивановым и Стрельцовым, Александром Пономаревым и Анатолием Акимовым его смело можно причислить к лучшим за все торпедовские времена.

Элегантная неотразимость его облика в лучшие времена, казалось, проецировалась на стиль игры Воронина. Но рискну предположить, что сам футбол, именно футбол, найденное Валерием для себя в футболе, понятое им по ходу футбола в себе и сделали его таким, каким все мы его полюбили,— корректно и естественно победительным, определившимся до конца в каждом жесте.

Он и умел-то, наверное, в футболе все оттого, что футбол для него был всем. Он любил сам вкус игры, радость высокого прыжка, максимального рывка, Прикосновение к мячу. Когда впервые в юношеской команде ему выдали бутсы, он долго не решался их надеть, жалел — тренировался в собственных полуботинках, пока тренер не успокоил его, сказав: ничего, если будешь и дальше играть, как начал, и новые бутсы тебе выдадим, когда эти разобьешь...

Он торопил свое футбольное рождение — в футболе он нуждался круглосуточно. Уже отмеченный за способности, он, восьмиклассник, по утрам, до начала занятий, тренировался с двумя девочками из школы: они становились меж двух деревьев — такому красивому парню разве откажешь? — а Валерий отрабатывал технику удара по воротам.

Пройдет год — и Константин Бесков, тогдашний тренер «Торпедо», позовет его в дубль. Но до признания славы еще не рукой — ногой то есть — подать, он не сразу выдвинется в дубле, он еще будет проигрывать в сравнении с другими молодыми, и в частности со своим будущим партнером по торпедовской полузащите чемпионского периода Николаем Маношиным. Вместо известного впоследствии всем болельщикам идеального пробора он еще будет начесывать кок «под Стрельцова». Он сможет тогда только мечтать о партнерстве и товарищеском общении с недоступными Ивановым и Стрельцовым, когда будет встречать их, олимпийских чемпионов Мельбурна...

И наконец в один прекрасный — для всего нашего футбола — день окажется в основном составе, а еще через сезон, в неповторимо победный для «Торпедо» шестидесятый год, Валерий Воронин прочно войдет в обойму сборной страны. И останется в ней до той нелепой, все перевернувшей и разрушившей непоправимо автомобильной катастрофы...

Он выкарабкался из клинической смерти.

НО ВТОРОГО тайма столько обещавшей ему судьбы он не сыграл. Хотя и выходил еще, вопреки всем предсказаниям, на поле после случившегося — и гол со штрафного Яшину забил, в те ворота, что у Восточной трибуны динамовского стадиона.

Не в этом было дело. Ему необходимо было найти продолжение — достойное имени его, репутации его, привычного нам облика Воронина, места Валерия в футболе.

Хотел бы считать, назвать вслух себя другом Воронина. Не решаюсь — слишком уж сложна и противоречива жизнь прославленных спортом людей, и понимание дружбы с ними неоднозначно. Отношения на разных этапах очень уж по-разному складываются, и не сразу возможно и легко себя перепроверить: когда, каким ты был для него и во всех ли случаях вообще был?

Не пытаюсь скрыть: как по-прежнему сложен для меня в толковании Валерий при всей кажущейся простоте и откровенности наших многолетних отношений. Как не могу я до конца ответить себе, обращаясь сейчас к его долгой, надеюсь, памяти — все ли я сделал для него, что мог, что обязан был сделать, если представлять наше с ним знакомство как дружбу?

Я вынужден согласиться с теми, кто считает, что мы вправе были ждать от Воронина большего. Но хочу уточнить: еще большего. Еще...

Оттого, вероятно, что так много он дал нам, мы и ждали столь же впечатляющего продолжения.

Кем мог он стать? Тренером, само собой. Или спортивным руководителем. Может быть, комментатором, журналистом — к чему, как мне кажется, он тянулся, с неизменным интересом относясь всегда ко всему, что появлялось в спортивной прессе.

И вот как-то так произошло, что ничего из этого не случилось, не сбылось.

Пробовал, рано радовался, быстро разочаровывался, утешался...

Лимиты ожидания, как водится, исчерпывались. Переставали ждать, зарекались не надеяться в дальнейшем. И сам он, конечно, нервничал...

Я видел его в разные годы, в разных обстоятельствах, ситуациях. Видел его и растерянным, сникшим.

Но никогда не видел его побежденным. Даже после поражений. Даже после проигрыша бразильцам в 65-м году, когда после вдохновенной игры Пеле Валерий был готов сгоряча засомневаться в степени собственных способностей. Через день, - однако, он уже говорил, что при настоящей, мужской, соревновательной игре исход встречи наверняка был бы иным.

«Футбол прост — откройся и отдай...» От него слышал, хотя и не уверен, что не повторял он слова кого-то из мастеров постарше. Но, сказанные им, они приобретают смысл гораздо шире, чем узкий игровой, обозначающий правильность взаимодействия партнеров на поле.

Действительно, откройся и о т д а й!

 

А.Нилин.

(«Советский спорт», 1984)