Не люблю тишину

Когда надо напомнить об искусной игре крайнего нападающего, говорят: «Как Слава Метревели». Недаром его признавала «своим» бразильская публика.

— Вы были чемпионом страны, играя в «Торпедо», а потом в «Динамо» (Тбилиси). Чем различаются эти два коллектива?

— Мне легче было бы ответить на вопрос, чем они похожи. Имея в виду манеру и принципы игры, если хотите — стиль, это почти одинаковые клубы. Я бы даже рискнул сказать, что школа почти одна и та же. В «Торпедо» чуть больше коллективизма, в «Динамо» чуть больше индивидуализма. Оба клуба в лучшие свои дни играли в открытый футбол, играли с мячом. И мне приятно играть с мячом. Можно было бы, конечно, вспоминать тактические схемы, достоинства тех или иных лучших игроков этих клубов, но, на мой взгляд, повторяю, они гораздо ближе друг к другу, чем любые другие клубы. Вероятно, поэтому и мой переход прошел безболезненно.

— Значит, он совсем не отразился на вашей игре?

— Пока игрок молод и корни, связывающие его с коллективом, не проросли глубоко, выбор нового клуба — просто смена одной футболки на другую, и «приживление» после такой пересадки проходит без особых осложнений. С годами этот шаг уже не просто смена футболок. Приходится расставаться с людьми, с которыми связан не только взаимопониманием на поле, но и дружбой.

Мне посчастливилось играть в московском «Торпедо» с замечательными партнерами: Валентином Ивановым, Эдуардом Стрельцовым, Геннадием Гусаровым, Валерием Ворониным. Я очень благодарен им и Виктору Александровичу Маслову, тогдашнему тренеру команды. Кстати, он первый разглядел во мне крайнего форварда, до этого я играл в центре.

Что меня ждало в тбилисском «Динамо»? Откровенно говоря, проблема, «как найти общий язык с новыми партнерами», не пугала: я знал, что в динамовском коллективе много отличных мастеров — Миша Месхи, Гиви Чохели, Заур Калоев, Владимир Баркая, Шота Яманидзе — и сыграться с ними труда не составит. Тем более что с некоторыми из них нас сдружили интересы сборной.

Трудности были другие. В команде не чувствовалось того боевого духа, без которого немыслимы успех, в настроении игроков сквозило неверие в собственные силы. Даже после того как удачно был начат памятный для нас сезон 1964 года, кажется, один лишь Гавриил Дмитриевич Качалин не смеялся надо мной, когда я уверял ребят, что мы можем стать чемпионами.

А играть с такими партнерами, как Баркая, Калоев, Месхи, было одно удовольствие. Когда перестал выступать Заур Калоев и команда осталась фактически без центрального нападающего (по тем временам это казалось немыслимым), решили переквалифицировать в центрфорварда меня. Тренеры знали, что я когда-то пробовал силы в этой роли.

— Как бы оценили вы эту перестановку с позиций сегодняшнего футбола, с его тенденциями к универсализации игроков?

— И в клубе и в сборной я много лет играл на правом краю и, естественно, старался совершенствоваться как крайний форвард. Игра на фланге имеет свои особенности (иная широта маневра, иные возможности для использования скорости и пр.), которые проявляются и по сей день. Но то, что вчера составляло отличительную особенность только крайних форвардов, сегодня становится достоянием и полузащитников и крайних защитников. Точно так же игра в новых условиях заставляет нас, крайних форвардов, расширять свой арсенал, учиться играть не только на любом месте в линии нападения, но и в обороне. В этом — главный принцип универсализации.

Но одно условие я считают обязательным. Как бы ни стирались грани между игровыми амплуа, футболиста всегда должна отличать только одна, только ему присущая черта. У каждого должен быть свой «конек», то что он обязан совершенствовать в первую очередь. Если у игрока этого нет, то никакой универсализм ему не поможет, и такие «универсалы» в конечном итоге могут погубить красоту футбола.

— Вы и Месхи — крайние нападающие. Правый и левый. В свое время вы оба играли в сборной. Чем отличается ваша игра от стиля Месхи?

— Миша, — остроатакующий форвард. Его сила — в атаке. Да, он не несет столь модной сейчас для форвардов дополнительной нагрузки по обороне ворот и, по-моему, не должен этого делать. Он опасен впереди, его нельзя изолировать, оставлять в одиночестве.

Я же с ранних лет играл на разных позициях, был инсайдом и центром. Мне все равно, где играть.

Мы с Мишей часто спорим — шутя, конечно, — кто из нас лучше. Мы играем друг против друга только в двусторонних играх. Так вот, у Месхи взрывная скорость лучше, чем у меня, а играю головой я лучше, чем он. Впрочем, я выше ростом. Мне нравится его отличный удар с левой ноги, зато у меня сильнее с правой.

— Что вы любите больше: гол, комбинацию, игру с партнером, индивидуальный трюк?

— Ни то, ни другое, ни третье. Больше всего — игру на скорости с мячом. Еще больше, когда мне удается сыграть при этом не одному, а вместе с партнером. Когда отдача мяча и возврат его обратно от товарища не сдерживают рывка, а даже ускоряют его. Без задержки промчаться к воротам противника для меня приятнее всего.

Я и на тренировке к этому стремлюсь. Всегда стараюсь смотреть в лицо противнику или товарищу, а не на мяч. По себе знаю, что как только я не в форме, то вот уже смотрю на мяч, ищу его, а не партнера. И все становится тяжелым — и мяч, и собственные ноги.

В детстве я восхищался, как забивал голы Александр Пономарев. Нравится, разумеется, и самому это делать. Но, пожалуй, удовольствие я испытываю только тогда, когда отправляю мяч в правый дальний от себя угол с ходу.

Игрок должен знать, куда он бьет. Я знаю: когда я бью в правый дальний угол, мяч должен попасть туда. И когда попадает, я полностью удовлетворен,

— А разве бывает, что не испытываете удовлетворения, забив мяч?

— Да. Когда целишься в один угол, а попадаешь в защитника, и мяч оказывается рикошетом в сетке. Мне жалко вратаря, который правильно среагировал на удар, жалко защитника. Мяч — в сетке, а радости нет. Будь моя воля, я бы не засчитывал такие голы...

— Против кого вам труднее или интереснее играть?

— Против спартаковца Анатолия Крутикова. Он отлично знал мои сильные и слабые стороны, и я его тоже. Он обычно говорил мне: «Опять ты против меня», а я ему: «И когда наконец ты от меня отстанешь?». И это длилось двенадцать лет.

Против Крутикова мне и интересно и трудно играть, не так, как против многих других.

— Что вы имеете в виду?

— За пятнадцать с лишним лет я повидал немало защитников. Было время, когда частенько против меня выставляли рубаку с единственной целью — вывести меня из равновесия. «Это тебе не в сборной!» — покрикивал он, сопровождая нередко оскорблениями свои в общем-то далекие от футбола действия. Иные не напоминают про сборную, но обращаются столь же сурово. Я стараюсь сдержаться.

Раз-два выдержишь, а бывает, и сорвешься.

Я не обвиняю игрока, который не в силах чисто футбольными приемами вести борьбу. Виноват тренер. Он ставит задачу: «Ты не играй, но пусть и он не играет». Виноват судья, который отлично видит, что происходит, и молчит. Так охотятся за Бышовцем, и никакой защиты со стороны арбитров он и другие оригинальные игроки не имеют. Очень неприятно и грустно быть мишенью.

— Как вы переносите реакцию трибун?

— Для нас, футболистов, шум трибун — нечто вроде неизбежного производственного фона, что ли. К нему привыкаешь и перестаешь замечать, хотя иногда и вслушиваешься. Летчику гул двигателей не мешает в полете заниматься своим делом. Так и в игре: если зрители шумно реагируют на события, значит, все в норме. Когда же они надолго замолкают, становится тоскливо, словно один ты и виноват в том, что матч их не волнует, оставляет безразличными. Не люблю такую тишину.

— Взаимоотношения игрока и зрителя. Как влияют они на совершенствование футболиста, рост его мастерства?

— Вот у нас в коллективе за последнее время выдвинулось много молодых игроков: Гоча Гавашели, Кахи Асатиани, братья Нодия, Пируз Кантеладзе. Пока к ним, как к новичкам, зрители были снисходительными, все шло хорошо. Но вот один стал лучшим бомбардиром среди дебютантов, других пригласили в сборные, спрос с них стал больше, и ничего им уже не хотят прощать. Тренируются они так же старательно, как прежде, а выступать стали неровно: дома перед земляками нервничают, играют хуже, чем могут, и даже слабее, чем на выезде. А причина одна — не хватает волевой закалки.

Хочу поделиться одним наблюдением. Когда парень в 18, а то и в 17 лет попадает в команду мастеров, забот наваливается на него больше чем достаточно: и технику совершенствовать надо, и в тактике преуспеть, и силенок набраться, чтобы бороться за место в основном составе, закрепиться в нем. Сил на это уходит так много, что недолго и сломаться. О необходимости строго соблюдать режим знает каждый, а вот о том, как рационально расходовать силы, как восстанавливать их, как отдыхать, некоторые молодые игроки представления не имеют.

Сознательное отношение к занятиям надо воспитывать у ребят с первых же дней. Тогда им не придется расплачиваться за пробелы в своем футбольном образовании, как приходится расплачиваться многим моим сверстникам. Для того чтобы играть долго, нужен более солидный, чем у нас, фундамент и иная — не знаю, как поточнее выразиться, — раскладка сил на дистанции, что ли.

— Был ли в вашей жизни, как принято говорить, самый памятный матч?

— Да, даже два. Первый — финал Кубка Европы в Париже в 1960 году. Дело даже не в победе, а в самом характере этого матча. Югославы вели в счете, а мы не только отыгрались, но и победили. Никогда я не испытывал такого нервного напряжения, как тогда. Наверное, всегда матчи подобного уровня были и будут не только чисто футбольными, но и психологическими сражениями. У нас нервы оказались крепче.

— А второй матч?

— Через два года в Аргентине, в Буэнос-Айресе. Когда закончился матч, меня вдруг окружили зрители, и каждый из них начал тянуть мою футболку в свою сторону. Я не подозревал, что таков обычай у аргентинцев и что подобные инциденты в порядке вещей. Я испугался и растерянно озирался по сторонам. Наконец я вздохнул с облегчением: увидел полицейского, решительно прокладывавшего дорогу ко мне. Он взял меня под руку, и под его охраной я беспрепятственно дошел до раздевалки. Там этот полицейский вежливо, с помощью переводчика, попросил меня подарить ему майку как сувенир. Что я и сделал.

Но, конечно, не только этим эпизодом памятен мне аргентинский матч. На мой взгляд, это было самое блестящее выступление нашей сборной. До сих пор все, кто участвовал в том матче, вспоминают о нем с удовольствием.

— А самый горький, печальный для вас матч?

— Таких было много, но уж если выбирать действительно самый горький, то это встреча с югославской сборной на чемпионате мира в Чили. Тогда я получил травму и не смог больше продолжать борьбу. А для футболиста нет ничего обиднее, чем выбыть из борьбы.

 

Г.Акопов, 1967

(«Играя, сужу об игре»: 33 интервью с футболистами / Составитель Л.И.Филатов. – М., «Физкультура и спорт», 1975)